Главный бой

Когда оставалось с полпальца, Добрыня побагровел, Леся испугалась, что у него хлынет кровь из ушей, так уже было, когда ее лук пытался натянуть один заезжий богатырь, но Добрыня прохрипел что-то на неизвестном языке, петелька дотянулась до кончика древка, скользнула в паз.

Добрыня с трудом разогнулся. Тетива зловеще звенела, но ее заглушало его хриплое дыхание.

— Ты еще слаб, — сказала Леся поспешно. — Вон как ты ослабел от ран!.. И крови потерял много…

— Да, — прохрипел Добрыня. — Но я еще в детстве дубы сгибал… Что у тебя за лук? Дай-ка стрелы…

Молча она вытащили обе. Добрыня в изумлении вертел их в пальцах, взвешивал на ладони. Леся понимала, что только благодаря своему весу они летят так далеко и бьют точно, не давая себя снести ветерку, но как-то неловко, когда мужчина смотрит на тебя как на здоровенную медведицу…

— Ты сам хочешь пострелять? — спросила она осторожно. — Но на закате какая птица пролетит?.. У них у всех куриная слепота, даже у гордых орлов.

Он протянул ей лук:

— Да нет, просто…

Сам не знал, зачем спросил про лук, ибо пребывал в растерянности: не мог сидеть, когда до страшной гибели остались считаные дни, надо успеть раньше, надо по своей воле: это появляемся на свет не по своей, но заканчивать мужчина должен по своей, заканчивать красиво, гордо, но в то же время другая часть души твердила, что это смешно — выбираться на ночь глядя…

И все-таки… все-таки надо идти!

Его челюсть воинственно выдвинулась вперед. Кровавый закат падал на худое лицо. Острые скулы блестели. Леся видела, с каким напряжением он всматривается в красное небо. Птицы в это время слепы, но все же нечто мелькнуло между облаками, видны взмахи крыльев, странно длинный хвост, поджатые к брюху лапы…

— Боги, — ахнула за спиной Леся, — что же это?..

— Змей, — ответил он хмуро. — Не видела еще? В каком же ты лесу только и жила? Пусть себе летит.

Небо потемнело, сотни, а затем и тысячи звезд высыпали по всему небосводу. Холодный воздух не успевал охлаждать разгоряченное лицо. Он несся через ночь как раскаленный булыжник. Копыта стучали сухо и часто. В двух шагах почти беззвучно скользила Леся на такой темной в ночи лошади, что казалась летящей по воздуху.

Вскоре потянулись деревья, лес пошел ровный. Конь Добрыни несся по опушке, серебристый свет исчезал уже в двух шагах до стены леса, а дальше из глубокой черной тени торчали только посеребренные верхушки деревьев. Мир был залит серебристым лунным светом, в мертвой тиши стук копыт разносился по всей долине. И если где-то живут вблизи чудовища, то обязательно услышат…

Черная стена леса начала приближаться и справа. Некоторое время они мчались между двумя стенами, затем деревья с левой стороны придвинулись так близко, что копыта уже потонули в темноте. Леся застыла в страхе, всюду чудились страшные звери, отовсюду тянулись страшные когтистые лапы. Так они мчались и мчались, наконец лес справа и слева разом ушел в стороны, а кони освобожденно мчались по залитому лунным светом миру.

Леся все чаще поглядывала на эту черную глыбу в сверкающих доспехах, что пропарывала воздух верхом на скачущем рядом коне.

— А что? — прокричала она наконец. — Даже смерд иной раз берет по две-три жены!

Добрыня долго не отзывался, а когда прокричала снова, чуть повернул голову. На нее взглянуло бледное лицо с темными пещерами на месте глаз.

— Что?

— Я говорю, у бояр бывает по десятку жен!

Добрыня прорычал:

— Ты это к чему вдруг?

— Да так, вспомнила с чего-то. У князя так и вовсе, говорят, больше сотни! Будет у тебя одна жена вся из золота, другая — с черными, как крыло ворона, волосами, третья и вовсе как огонь… Ну, мир велик, обязательно еще встретишь…

Добрыня несся сквозь ночь как сгусток мрака в блестящих доспехах. Леся поглядывала украдкой. Со страхом и надеждой подумала: а что, если витязь в самом деле не думает о той принцессе? И вообще не думает о женщинах? Если его сердце занято чем-то иным, страшным? Даже не битвами, это для него не страшно, а чем-то… Что с ним? Суров и мрачен, как древняя скала, глаза обшаривают виднокрай, все ищет бури, как будто в бурях…

Глава 27

Верховный хан Жужубун остановил коня на вершине холма. Дул пронзительный степной ветер, резкий и вольный, привыкший к просторам. Тучи неслись быстро, а по земле так же стремительно проносились тени, похожие на табуны скачущих коней. Сердце стучало часто, горячая кровь вздымала мышцы, колотилась в череп и требовала отмщения. Вот уже десять лет проклятый князь русов держит его сына Дюсена заложником! Но одиннадцатого не будет…