Зубы настежь

Я выпрямился горделиво, грудь моя стала шире и тверже Авзацких гор, на ней можно было выравнивать гвозди.

– Варвары не ждут, – изрек я. – Варвары – люди!

Лицо молодого мага оставалось бесстрастным как погребальная маска, но старый маг всплеснул руками. С широких рукавов сорвались шипящие искры, образовали вокруг него широкий быстро гаснущий круг.

– Она там, – сказал он осевшим голосом, бесцветным как он сам, -... на окраине...

– На окраине? – удивился я. – Я думал, корчму ставят на перекрестках главных дорог.

Он повторил так же нехотя и с усилием:

– На окраине... С той стороны приходят неведомые... Ну, гномы, великаны, существа...

– Существа?

– Да. Странные. Наша цивилизация... вообще всякая цивилизация, как мы ее понимаем, кончается на той корчме. Как раз посередине. Лучше бы уж ей быть по эту или по ту сторону. Тогда бы понятно, как с нею... Тебе, доблестный герой, все же стоило бы в любом случае сперва посетить королевский замок! Такому герою там будут рады.

Я поколебался, все-таки у меня высшее образование, но, с другой стороны, всажен в такое великолепное тело с такими мускулами, что плевать даже на докторскую, При моих кулаках любой неприятный мне диспут так быстро оборвется в мою пользу, что любой умник согласится с некоторыми преимуществами варварства. Очень весомыми, кстати.

– Приду, – пообещал я, ибо герою, да еще варвару надлежит говорить коротко. – Но прежде – корчма!

Конь радостно ржанул, пошел бодрее. Судя по его хитрой морде, дорогу туда знает.

Небо горело и плавилось под тяжестью огромного багрового шара. Впятеро крупнее нашего солнца, оно продавливало быстро вскипающий голубой хрусталь небесного купола как раскаленный утюг продавливал бы блистающую глыбу льда. Багровые потеки ползли широкими струями, поджигали далекий темный лес. Вершины уже вспыхнули алым, но громада леса выглядела темнее женского греха.

Дорога повела меня через город вдоль ряда аккуратных домов, красивых и ухоженных, к северным воротам. Там стражи выглядели помрачнее, оружия на них побольше, а сама стена была в оспинах от ударов таранами, тяжелых глыб из баллист и катапульт, в черных потеках застывшей смолы.

Стражам явно не хотелось отворять ворота, но посмотрели на меня, засопели, один вытащил, упираясь в скобы подошвами, длинный засов, другой навалился на створки ворот. Я сидел в седле надменный как жаба после дождя, раздувал грудь пошире, а когда стало невтерпеж показать мышцы, закинул руку за голову и, вздувая мышцы предплечья и груди, поправил обруч, заодно любовно коснувшись рукояти меча.

За воротами дул холодный и злой ветер. Корчма возвышалась в двух полетах стрелы, я хорошо видел открытые ворота, туда въезжали на повозках и верхом, Из закопченной трубы поднимался ровными кольцами синий дым, на трубе виднелись темные комья, явно вороны, а на крыше пламенело нечто красное как окровавленный клок мяса, даже шевелилось. Не сразу понял, что это освещенное багровыми лучами заходящего красного гиганта гнездо аиста с самим хозяином гнезда.

Навстречу мне двое горожан, явно супруги, одетые очень прилично, тащили волоком упирающегося подростка. Тот орал, ревел, размазывая слезы, жалко оглядывался на удаляющуюся корчму. Сзади шел третий, одежкой и ликом похожий на волокомого, злорадно пинал в задницу и приговаривал:

– Тебе ж сказала маменька... ы-ых!.. что в такое место приличным... ы-ых!.. нельзя, мать твою...

Родитель оглянулся в ужасе:

– Ромуальдик!... Разве можно такие ужасные слова?.. Где ты услышал?

– Мимо корчмы проходил, – нашелся тот. Пнул младшего брата в зад, добавил злорадно, – и вот от него, дорогие мои родители!

– Ужас, – пролепетал потрясенный родитель. – Ужас! Такой приличный ребенок!.. Из хорошей семьи... и чтоб в корчму? Будто нет башни из слоновой кости, где ведутся неспешные беседы о форме ушей эльфов и значении аккордов лютни Сауроура!

Чадо, которому выкручивали руки, перестало реветь и брыкаться, волоклось уже суровое и насупленное. Ворот был разорван, открывая чересчур широкую для ребенка из приличной семьи грудь, под глазом растекался кровоподтек, что опять же говорило о мятежности духа, могущей привести либо на мостик пиратского корабля, либо на пост мэра города. Глаза блестели упорством, челюсти упорно сжаты.

Наши глаза на миг встретились. Я подмигнул, подросток просветлел, а все окружающее, напротив, померкло, скукожилось и стало серым как пыль на мудрых книгах.