Завещание веков

– О, не преувеличивайте, не стоят же они там днем и ночью! Подумаешь, какой-то пожар… И халупа эта все-таки мне принадлежит! И я имею право туда войти!

Софи улыбнулась.

– Хотите совершить маленькую ночную вылазку? – лукаво спросила она.

– А вы со мной пойдете?

Она хмыкнула.

– Мы уже почти двое суток торчим в этом зловещем доме, и если мне придется провести здесь еще один день, я подожгу эти омерзительные занавески или выкину ваш ноутбук в окно… Ничего не имею против того, чтобы немного размяться, – заключила она, подмигнув мне.

Хуже всего у меня получается с женщинами, когда мне протягивают спасательный шест. Любой Брюс Уиллис ухватился бы за такую великолепную возможность влепить Софи поцелуй взасос, но я лишь глупо улыбнулся, стараясь убедить себя, что никакой двусмысленности в ее словах не было. Без единого грана алкоголя в крови я уже не способен соблазнить женщину – тем более лесбиянку. Мои американские фаны, конечно, подняли бы меня на смех, если бы узнали о моей неожиданной робости, но они наверняка не знают то, что известно каждому французу: те, кто больше всего говорят, меньше всего делают.

Ближе к полудню мне захотелось размять ноги и увидеть Горд с лучшей стороны, поэтому я решил прогуляться по городу. Софи воспользовалась этим, чтобы продолжить свои изыскания о Дюрере.

– Будьте все же поосторожней, – сказала она, когда я выходил из дома.

Я отправился в путь пешком и весело зашагал по длинной дороге, ведущей вверх, в Горд. Войти в этот город означало почти то же самое, что войти в парк аттракционов. Здесь словно ничего не было оставлено на волю случая и каждую ночь невидимые работники приходили, чтобы подкрасить стены, очистить улицы. Иначе нельзя было объяснить это нереальное совершенство. Даже в горделивом взоре обитателей города блистало убеждение в его исключительности.

Засунув руки в карманы, я бродил по мощенным булыжником улицам. Проходил мимо агентств по продаже недвижимости, объявлений на громадных домах, голубоватых бассейнов. Я любовался ровной линией серых фасадов, рядами оранжевых крыш внизу, высокими деревьями между домами, белыми скалами, время от времени мелькавшими в проемах. Я зашел в какую-то лавчонку, стал разглядывать открытки, на самом деле не видя их. Мысли мои были заняты иным.

Продолжая осматривать городок, я незаметно для самого себя оказался у огромной церкви, возвышавшейся над главной площадью. Я остановился в тени деревьев, убаюканный безмолвием и порывами ветра. Здесь больше, чем в каком-то другом месте, ощущалось, что Горд терпеливо ждет лета, нашествия туристов, которые явятся вместе с солнцем – на радость и на горе тех, кто принимает их. Пустые террасы кафе выглядели смехотворно под тяжелым взглядом древней церкви, застывшей во времени.

Я уже решил войти в нее, как вдруг заметил, что из маленькой деревянной двери справа вышел священник в черном облачении. Он шел быстрым шагом, втянув голову в плечи, будто мерз. Я узнал его сразу. Это был тот самый священник, который смотрел на меня из толпы перед домом моего отца. Почему он следил за мной? И какой у него был странный взгляд! Словно ему хотелось сказать мне что-то, но он боялся подойти.

Секунду поколебавшись, я решил следовать за ним. Он покинул маленькую тенистую площадь с рядами кафе и углубился в улочку, круто идущую вниз. Я ускорил шаг, чтобы увидеть, куда он свернет, затем вновь пошел не торопясь. Мне не хотелось сразу догонять его. Я решил посмотреть, что он будет делать. Поздоровавшись на ходу с какой-то супружеской парой, он свернул налево, на такую же маленькую улочку. Я почти остановился из опасения, что он увидит меня, потом перешел на другую сторону и укрылся в тени стены. Священник открыл дверь дома, стоявшего повыше, в конце улицы.

Не имея времени на размышление, я подбежал к нему и окликнул:

– Святой отец!

Он вздрогнул всем телом, обернулся, и я понял, что он меня узнал. Бросив взгляд на улицу через мое плечо, он жестом предложил мне войти.

– Не хотите ли чашечку кофе? – поинтересовался он серьезным тоном.

Я согласился с некоторым удивлением и двинулся следом за ним в дом, где он, видимо, жил. Обстановка здесь; похоже, не менялась с 30-х годов. Все занавески выцвели, дерево растрескалось от старости, бумажные обои пожелтели. Деревенская мебель, без всяких украшений, вполне подходила к стенам. Несколько отвратительных религиозных побрякушек и скверных картин на библейские сюжеты дополняли общее впечатление унылой старомодности. Однако в гостиной царил восхитительный запах жареного мяса.