Мир без конца

— Вы уверены?

— Я всегда уверен.

Монах разозлился. Наглая самоуверенность Грегори хороша, когда он измывается над противниками, но когда оборачивается против тебя, то приводит в бешенство.

— Вы проделали путь до Кингсбриджа, дабы сказать мне, что не в состоянии выполнить мою просьбу?

— И получить гонорар.

Годвину захотелось вышвырнуть Лонгфелло в рыбный садок прямо в лондонском наряде. Был канун Троицы, назавтра открывалась ярмарка. На лужайке к западу от собора сотни торговцев устанавливали лотки; разговоры, крики доносились даже сюда. Бывшие соученики по университету сидели по разные стороны обеденного стола. Филемон, устроившись на скамейке сбоку, попросил законника:

— Может быть, вы объясните лорду аббату, как пришли к столь печальному выводу?

Он говорил теперь полуподобострастно-полупрезрительно. Годвину это не очень нравилось. Лонгфелло не среагировал на тон послушника.

— Разумеется, — ответил он. — Король во Франции.

Годвин заметил:

— Он там уже почти год, но ничего особенного не произошло.

— Этой зимой все переменится.

— А что такое?

— Вы должны были слышать о французских рейдах на наши южные порты.

— Я слышал, — кивнул Филемон. — Говорят, французские моряки насиловали кентерберийских монахинь.

— Мы вечно жалуемся, что враги насилуют наших монахинь, — устало отмахнулся Грегори. — Тогда простолюдины терпимее к войне. Но Портсмут действительно сожгли, и морские пути оказались под угрозой. Как вы могли заметить, цены на вашу шерсть упали.

— Мы заметили.

— Частично это объясняется тем, что переправлять ее по морю во Фландрию стало очень сложно. И на бордоские вина цена подскочила по этой же причине.

«Мы не могли покупать вино и по прежним ценам», — подумал Годвин, но вслух ничего не сказал. Грегори продолжал:

— Судя по всему, эти рейды лишь для затравки. Франция собирается напасть флотом. Наши осведомители утверждают, будто свыше двухсот французских судов стоят на якоре в устье реки Звин.

Аббат обратил внимание, что законник говорит о «наших осведомителях» так, словно заседает в правительстве, хотя на самом деле лишь передавал слухи. И все же звучало убедительно.

— Но что война с Францией имеет общего с тем, получит Кингсбридж права самоуправления или нет?

— Налоги. Королю нужны деньги. Приходская гильдия уверяет, что, если купцов освободить от опеки аббатства, город станет богаче и будет платить больше налогов.

— И король в это верит?

— Прежде это себя оправдывало. Поэтому его величество и создавал королевские города с самоуправлением. В них развивается торговля, а торговля приносит налоги.

Опять деньги, с отвращением подумал Годвин.

— И мы ничего не можем сделать?

— В Лондоне нет. Я советую вам сосредоточить свои усилия на Кингсбридже. Вы можете убедить приходскую гильдию забрать прошение? Что собой представляет олдермен? Старика можно подкупить?

— Моего дядю Эдмунда? Он нездоров, угасает. Движущая сила там — его дочь, моя двоюродная сестра.

— А, да, я помню ее на суде. Мне девушка показалась несколько высокомерной.

«Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала», — мрачно подумал Годвин.

— Да просто ведьма.

— Ах вот как. Это может оказаться полезным.

— Я имел в виду не буквально.

— Но ведь ходили слухи, лорд аббат, — заметил Филемон.

Лонгфелло поднял брови:

— Интересно!

Послушник продолжил:

— Она дружит со знахаркой по имени Мэтти, которая изготовляет всякие зелья для легковерных горожан.

Настоятель хотел уже возмутиться наветами в колдовстве, но все-таки промолчал. Любым оружием нужно воспользоваться, лишь бы разубедить горожан в том, что хартия от Бога. Может, Керис и впрямь ведьма, кто ее знает. Законник нажал:

— Я вижу, вы колеблетесь. Конечно, вы любите сестру…

— Любил, в детстве. — При мысли о том, как раньше все было просто, сердце Годвина сжалось. — Мне трудно об этом говорить, но из нее выросла не самая богобоязненная женщина.

— В таком случае…

— Я должен изучить этот вопрос, — перебил аббат.

— Можно кое-что предложить? — промурлыкал Грегори.

Монаху опротивели предложения Лонгфелло, но не хватило духу ответить отрицательно.

— Разумеется, — преувеличенно вежливо произнес он.