Мир без конца

Монах и Иеремия помолчали, потом Томас задумчиво бросил:

— Видимо, придется укрепить фундамент.

Иеремия покачал головой:

— Прежде чем поместить под камень новую основу, нужно удалить песок, а тогда фундамент окажется без опоры. Башня просто рухнет.

Лэнгли растерялся:

— И что же делать?

Оба посмотрели на Мерфина. Тот пожал плечами:

— Положить временную крышу над средокрестием, поставить леса и снять башню, камень за камнем. Затем укрепить фундамент.

— То есть заново построить башню?

Именно этого и хотел Фитцджеральд, однако ответил с притворным сожалением:

— Боюсь, что так.

Иначе Томас мог подумать, что вердикт вызван его желанием.

— Аббату Годвину это не понравится, — покачал головой монах.

— Знаю. Но другого выхода я не вижу.

На следующий день Мостник с дочерью выехал из Кингсбриджа. Пока ехали лесом — Лолла на седле впереди, — он напряженно думал о тяжелом разговоре с Керис, понимая, что оказался мелочен. Как глупо, если он хочет вернуть ее любовь. Что с ним такое случилось? Просьба вполне разумна. Почему бы ему не сделать небольшое одолжение женщине, на которой намерен жениться? Но она не говорила, что хочет выйти за него замуж, — все еще оставляла за собой право отказа. Поэтому он и злился. Дочь Эдмунда пользовалась привилегиями невесты, не давая никаких обещаний. С другой стороны, его переживания вполне оправданны. Сколько монахиня еще намерена заставлять его ждать? И сколько он готов ждать? Не хотелось даже думать об этом. И все-таки от него не убудет попытаться уговорить Ральфа перестать издеваться над Вулфриком.

Тенч лежал на самом краю графства, и Мерфину пришлось заночевать в ветреной Вигли. Гвенда и Вулфрик после дождливого лета и второго подряд неурожая сильно похудели. На впалых щеках шрам Вулфрика выделялся заметнее. Оба сына были бледными, чихали, на губах высыпали язвы. Мастер всучил им баранью ногу, небольшой бочонок вина и золотой флорин, соврав, что это от Керис. Отваривая баранину и рассказывая про чинимую несправедливость, Гвенда шипела и плевалась не хуже мяса на вертеле.

— У Перкина уже почти полдеревни! А обрабатывать ее он может только потому, что у него есть Вулфрик, который работает за троих. Так нет же, он хочет еще, а мы должны прозябать!

— Мне очень жаль, что брат до сих пор злится, — буркнул Мерфин.

— Ральф сам тогда напросился, — ответила Гвенда. — Даже леди Филиппа это говорила.

— Старые распри, — философски отозвался Вулфрик.

— Я попытаюсь его уговорить, — пообещал Мостник. — Это маловероятно, но если он ко мне прислушается, чего точно вы от него хотите?

Вулфрик вздохнул и рассеянно посмотрел на гостя, что было ему несвойственно:

— Ах, я каждое воскресенье молюсь о том, чтобы получить обратно земли отца.

— Этому не бывать, — отрезала Гвенда. — Перкин слишком глубоко там окопался. А помри он, наследства ждут не дождутся его сын, замужняя дочь и куча внуков, которые растут не по дням, а по часам. Но нам нужен хоть кусочек земли. Последние одиннадцать лет Вулфрик пахал как вол, чтобы кормились чужие дети. Пора уже расходовать силу на себя.

— Я скажу брату, что наказание затянулось, — заверил их Мерфин.

На следующий день они с Лоллой отправились в Тенч. Мастер еще больше исполнился решимости сделать что-нибудь для Вулфрика, не только чтобы угодить Керис и искупить свою мелочность, — его тоже возмущало, что два таких честных и работящих человека нищие, тощие, а их дети больны, и все из-за мстительности Ральфа.

Родители жили в Тенче, но не в самом Тенч-холле. Строителя потрясло то, насколько постарела мать, хотя, увидев Лоллу, та взбодрилась. Отец выглядел лучше.

— Ральф очень добр к нам, — так настойчиво повторял Джеральд, что Мерфин пришел к противоположному выводу.

Дом у них оказался неплохой, но старики предпочли бы жить в замке вместе с Ральфом. Зодчий понял: брат не хочет, чтобы мать была свидетельницей его бесчинств. Джеральд спросил, как дела в Кингсбридже.

— Город процветает, несмотря на войну с Францией.

— Да, но Эдуард обязан отвоевать земли. Они принадлежат ему по праву рождения, — заметил отец. — Все-таки законный наследник французского престола.

— Мне кажется, это мечты, отец. Сколько бы он ни старался, французская знать никогда не примет короля-англичанина. А без опоры на нее король не сможет править.