В Питер вернутся не все

И тогда журналист подумал о Марьяне. Он ведь сам тоже жил с пестовавшей его тихоней-Надей. Но соблазнительную красотку-старлетку — вожделел.

Стой, хватит о себе, сейчас другое важно. Что там еще есть интересного в интервью?..

Ага, нашел, наконец, про Волочковскую…

«Ольгу, стерву, я любил. Никого я так, как ее, не любил. Сука, проститутка, кошка драная, предательница! Как она могла? Нагло, в один момент!.. И, главное, не скрывала: ушла к нему из-за роли. Из-за того, что тот режиссер, богатый, влиятельный… Значит, со мной она только примерялась к другим? Время проводила, чтоб хоть чем-то заполнить? Подвернулся Кряжин — ну пусть будет Кряжин… А я ей не всякий! Мной нельзя время заполнять! Я звезда, внекатегорийный артист! Она что, забыла?»

Полуянов вспомнил, что последние слова актер выкрикнул в голос и с такой силой ударил обоими кулаками по столу, что тот затрещал. Грохот слегка отрезвил артиста, и он заговорил тише, но с нескрываемой злобой в голосе, слегка выпятив вперед массивную нижнюю челюсть, как любили делать его ранние герои: сериальные бандиты и менты.

Дима сейчас — стоя в утреннем тамбуре «Северного экспресса» — дошел до этого места в своем блокноте и понял: вот оно!

«Ты знаешь, Димон, мне иногда хочется — ну очень хочется! — убить ее. И его тоже. Меня такая ненависть к ним обоим распирает — кажется, я аж взорвусь однажды! Гадина, как же она посмела так со мной поступить! Ведь договаривались: сниматься будем вместе, жить — вместе… Я только ради нее на лабуду подписался… Ой, прости, Дим, не обижайся, забыл, что ты — автор…»

Дальше шли извинения, излияния любви и уважения к журналисту, а потом снова вариации на тему, какая ж она сволочь, Волочковская…

* * *

Полуянов захлопнул блокнот.

С одним не поспоришь: от почти одновременной смерти режиссера и актрисы вряд ли кто-то может получить материальную выгоду. И они, эти два убийства, очень похожи на месть отвергнутого любовника. Неужели Кряжин, эмоциональный, ранимый, несмотря на свои внушительные кулаки и устрашающую внешность, не удержался? Не может быть… А с другой стороны, кто мог убить и почему, если не он? У него и возможность, и мотив имеется. То есть в наличии два основных фактора (как учат учебники криминалистики), заставляющих подозревать в преступлении…

Тут в тамбур вошел седовласый Старообрядцев. Усмехнулся — но не зло, чего можно было ожидать после их с Димой стычки часом ранее, а скорее добродушно. Пробормотал:

— А, вы опять здесь…

Закурил тоненькую и «суперлегкую» сигаретку.

Тут Дима переключился, выбросил на время из головы Кряжина с его вероятными мотивами. Обратился мысленно к клочку почти сгоревшей фотографии, только что найденному в переходном отсеке, и ему пришла в голову одна идейка. «Старообрядцев, — подумал журналист, — явно не виновен в одном из преступлений: убийстве актрисы. Он все время, когда можно было с ней покончить, провел рядом со мной или в своем купе. Поэтому я, пожалуй, могу взять его в конфиденты».

И Полуянов с величайшей осторожностью, держа за ребра, вытащил из блокнота клочок, оставшийся от фото, продемонстрировал его оператору. Старик прищурился и потянулся взять обрывок, но Дима отвел руку в сторону, бросил:

— Осторожно, Аркадий Петрович, там могут быть отпечатки пальцев!

— Охо-хо-хо, следствие ведут колобки… — насмешливо проговорил Старообрядцев.

Потом вытащил из заднего кармана своих тренировочных штанов щегольский очечник, нацепил на кончик носа пижонские очки и забормотал:

— Поднесите поближе! Нет, дальше, еще дальше… Верните назад! Стоп!

Дима с неудовольствием подумал, что главный оператор в любви к приказаниям мог бы дать сто очков вперед покойному режиссеру-постановщику. Но огрызаться не стал, понимал, что Аркадий Петрович ему нужен.

— И что же это такое, позвольте узнать? — осведомился Старообрядцев.

— Как видите, клочок фото. Я нашел его в проходе между тамбурами. А в тамбуре в тот момент здорово пахло сожженной бумагой. Предполагаю, что кто-то (возможно, убийца) решил избавиться от улики и срочно сжег ее. Он держал фото за этот краешек, обжегся и клочок уронил. А потом, наверное, подумал, что он улетел вместе с пеплом, и не стал искать. Наверное, очень спешил.

Слушая Полуянова, оператор напряженно всматривался в обрывок, потом проговорил:

— А что вы от меня-то хотите?