Мрак

Глава 42

Прошло еще три дня. Однажды заскрипели ворота, во двор въехал всадник на рослом тонконогом коне. С середины двора закричал громко:

— Великий царь Додон изволит звать боярыню Медею, воеводу Гонту и воителя Мрака на великий пир!

Мрак встрепенулся, а Гонта, что не отходил от него, поморщился:

— Дурак дураком, а на сей раз придумано хитрее. Мол, когда передали приглашение по-людски, то нам отказаться проще. А так, когда сразу всей челяди стало известно, то отказом вроде бы обидим доброго царя. Да только зазря усе! Все одно не поедем. Срубленные головы взад не прилепишь.

Медея сказала язвительно:

— Зачем тебе голова? Не на чем уши носить? А больше ни к чему.

— Ты готова ехать? — отпарировал Гонта еще язвительнее.

— Нет, но только чтобы не радовать Додона и Кажана, — отрезала Медея. — А гонца отправим обратно со словами, что...

—... здесь дурных нет, все переженились, — вставил Гонта.

Медея метнула яростный взгляд, продолжила ледяным голосом:

— Со словами, что людям, у которых головы на плечах, нечего делать в стране безголовых.

— А безголовые потому, — подхватил Гонта, — что подражают своему царю и его боярам.

Гонец смотрел то на одного, то на другого. Молвил наконец в раздумье:

— Царю это не понравится.

— А я не монета, — ответил Гонта дерзко и посмотрел на Медею, — чтобы всем нравиться.

Гонец вздохнул:

— Добро, что у нас не казнят за плохие вести, как у вас тут, у диких людев. Правда, и шубой с царского плеча не жалуют. Все передам в точности, не сумлевайтесь. У меня работа такая.

Ховрах поинтересовался, просто выпороть такого наглеца-гонца, или еще и крапивы насовать в портки, и так посадить на коня.

Мрак поднял на него покрасневшие глаза:

— Я поеду.

Гонта изумился:

— Ты хоть представляешь, что тебя ждет?

— От судьбы не уйдешь, — ответил Мрак сумрачно. — Что на роду написано, того и на коне не объедешь. Это у кошки девять жизней, а у волка только одна. Да и та коротка.

— Тем более! Что говорится насчет зеницы ока?

— От всего не убережешься.

— Но пусть мои враги умрут сегодня, — ухмыльнулся Гонта, — а я завтра!

— Пусть, — согласился Мрак. — Вели готовить коней на завтра.

— Твой конь на пастбище... Туда два дня ходу. Или тебе дать другого?

— Нет, — ответил Мрак досадливо. Конечно же, Гонта будет затягивать отъезд, в ожидании, что разум возьмет верх. Но когда это разум брал верх? Тогда богом стал бы Олег, а не Таргитай. — Пошли ребят за конем сейчас же.

— Сделаю, — согласился Гонта. Он посмотрел в окно. — Уже темнеет, а завтра сразу с утра! Одна нога здесь, другая — там. А третья снова здесь.

Задул северный ветер. Все года именно он в это время года нагонял тяжелые снеговые тучи с севера, а те обрушивали наземь столько снега, то наутро не всякий мог отворить дверь.

Походная колдунья Медеи, старая иссохшая ведьма, с сочувствием сказала Мраку:

— Лучше бы ты оставался в своем сладком сне, сердешный.

— А что, бабушка?

— Еще четыре дня тебе посветит солнце, — сказала ведьма.

Мрак посмотрел вверх. Тучи затянули небо с запада на восток, не оставив щелочки. И по тому как медленно ползли, чугунно тяжеловесные, было ясно, что небо очистится не скоро.

— Гм... Тогда я проживу дольше, чем думал.

Ведьма сказала сварливо:

— Это так говорится. Солнце все равно светит, дурень. Даже тебе и даже сквозь тучи. Ничего-то ты не знаешь! В Книге Судеб, где записаны даже жизни богов, гор, рек и всей земли нашей, есть и твое имя, как имя всяк живущей твари... Никто изменить или подправить свою судьбу не властен, но посвященные в тайны, это я о себе, могут проникнуть внутренним взором сквозь толщу земли и узреть эти дивные огненные строки!

Мрак сказал угрюмо:

— Бабка, я все знаю. Всяк, кому через неделю лечь под дерновое одеяльце, проживет те дни по-своему. Один — в плаче к богам, другой — в загуле, третий поспешит набить морду обидчикам, четвертый... А я — пятый.

— Хочешь умереть с оружием в руках? — спросила ведьма понимающе.

— Дело не в том.

— Почему? Для мужчин это очень важно.

Мрак покачал головой:

— Для меня важнее... даже не знаю, что важнее. Чувствую аки пес, но сказать не могу. Только пасть зря разеваю. Я ж из Леса, грамоте не обучен. Прости, бабка, но ежели четыре дня осталось, то устройство ли мира мне обсуждать?

Ведьма непонимающе смотрела в удаляющуюся спину человека, которому жить так мало. Мужчин понять трудно. Слишком разные. Когда миром правили женщины, было все проще. И мир стоял в спокойствии, никуда не рыпался.