Мрак

— А то, — продолжал Шулика, — что тебе лучше всего пустить стрелу в другую сторону. Ха-ха!.. Например во двор. Чтобы граница пролегла прямо через царский дворец. Лучше... ха-ха-ха!.. через спальню царицы и ее дочерей...

Горный Волк заржал как конь, с соседней башни с тревожным карканьем взвились вороны. Артанцы смеялись так, что оружие падало из рук. Мрак встретился глазами с Гонтой, тот сверкнул черными глазищами предостерегающе: не сейчас. Когда все будут вести взглядами первую стрелу, тогда и начнем кровавый пир.

Смех начал стихать, Гонта ответил коротко:

— Не пойдет.

Шулика даже отшатнулся:

— Почему?

— Я куяв.

Додон перевел дыхание, слышно было как стучат его зубы. Шулика раздраженно нахмурился:

— Никогда не понимал этого... этого чувства. У нас, артанцев, кочующих со стадами по необъятной степи, весь мир — родина. Нет рабской привязанности к одному уголку. Как там у вас: всяк кулик свое болото знает?.. Ладно, тогда я тебе дам золотой. Даже два.

Гонта шевельнул плечом, не ответил. Лук держал на вытянутой правой, левой рукой насадил расщепленный торец стрелы на тетиву. Шулика явно ощутил неуместность своего предложения, а Додон выкрикнул жалко:

— А я дам тебе свободу... стада... право грабить а дорогах... и вообще, что пожелаешь!

Гонта начал медленно оттягивать тетиву. Лук легонько скрипнул, концы чуть-чуть начали загибаться назад. Мертвая тишина воцарилась на башне, даже Горный Волк и Шулика смотрели, вскинув брови.

Cкрип стал громче. Гонта напрягся, и Мрак впервые увидел в полной красе насколько чудовищно сильны руки вожака разбойников, и почему у него настолько широка грудь и могучие плечи с глыбами мышц на спине. Сейчас все это вздулось, напряглось, но в мышцы приливала кровь, они все увеличивались в объеме, грудь все раздавалась и раздавалась в стороны, выступили новые жилы, натянули кожу.

Лук протестующе скрипел, и Мраку казалось, что так же скрипят от натуги и напряженные мышцы Гонты. Он медленно багровел, жилы вздулись на лбу, шее, жутко бугрили кожу на висках. Дыхание, которое вырывалось со свистом сквозь зубы, разом оборвалось. Лицо окаменело, Мрак услышал как в мертвой тишине за башней вжикнула муха, да кто-то из артанцев переступил с ноги на ногу.

Лук трещал, могучие мышцы Гонты были как выкованы из темной меди. Тугие жилы страшно застыли, и не сразу было видно, что этот металл живет, мышцы сокращаюся, вздуваются, рука оттягивает тетиву все дальше, а гигантская дуга лука медленно гнется.

Бисеринки пота на лице Гонты превратились в капли. Одна поползла вниз, прокладывая мокрую дорожку, слилась с другой, укрупнилась и поползла быстрее, обогнула бровь, сползла по переносице. Гонта побагровел сильнее, лицо приобретало синюшный оттенок. Уже все капли ползли вниз, лицо стало мокрым как после ливня. Края раны на спине раздвинулись, снова поползла струйка крови. Мясо выглядело вспухшим, воспаленным.

Мрак увидел как начинает вздрагивать стрела, сказал настойчиво:

— Пора.

Гонта на миг остановился, но нечеловеческим усилием оттянул стрелу еще на ширину ладони. Дрожь прошла по его телу. Мрак страшился, что стрела сорвется, уйдет в небеса или в землю, но Гонта страшным напряжением все еще держался, а тетиву сумел отодвинуть еще на ширину пальца.

— Стреляй, — сказал Мрак.

— Стреляй, — сказал за ним Шулика, а следом послышались голоса артанцев:

— Жилы порвешь, мужик...

— Стреляй, а то кишки лопнут...

— Давай, иначе пуп развяжется...

— Не дури, кровью изойдешь!

Гонта оскалил зубы, замер на миг, затем диким усилием сумел отодвинуть тетиву со стрелой еще чуть, коснувшись ею уха. Темные от солнца руки стали красными, словно вся кровь прилила к ним, а лицо, напротив, смертельно побледнело. Глаза смотрели вперед, только он один зрел что там вдали. На пине затрещали волоконца. Рана от топора ширилась, там рвалось, лопалось, свежая кровь освобожденно хлынула широкой струей.

— Гонта, — напомнил Мрак, — довольно!

Гонта застыл, видно было нечеловеческое напряжение во всем теле, рука со стрелой отодвинулась еще на волосок. Внезапно на лбу лопнула жила. Кровь брызнула алыми струйками, обагрила стрелу и повисла на ней мелкими рубиновыми каплями. Гонта страшно оскалил зубы. Кровь поползла по лицу, затекла в левый глаз. Он яростно вытаращил правый, и тут от усилий лопнули жилки на висках. Кровь цвиркнула тонкими горячими струйками. Он вскрикнул нечеловеческим голосом: