Когда король губит Францию

– Назад, не смейте приближаться к королю, ежели это ему не требуется! – кричал Варвик спорщикам.

И тут только Эдуард Уэльский, принц Аквитанский, герцог Корнуэльский понял, осознал, объял всю необъятность своей победы: король, король Иоанн, владыка самого крупного и самого могущественного королевства во всей Европе... Мужчина и ребенок медленно приближались к нему... Ах, этот миг, коему суждено навеки запечатлеться в памяти людской!.. Принцу почудилось, будто весь мир смотрит сейчас на него.

Он сделал знак своим дворянам, чтобы те помогли ему сойти с коня. Тут только почувствовал он, как одеревенели поясница и ляжки.

Он стал у входа в свой шатер. Катившееся к западу солнце пронзало всю рощицу золотом своих лучей. Они, все эти люди, были бы от души удивлены, если бы им сказали, что час вечерни уже прошел.

Эдуард протянул обе руки, как бы желая схватить дар, который подносили ему Варвик и Гобхэм, дар самого Провидения. Король Франции, хоть и согбенный грузом переменчивой судьбы, был ростом выше принца. Он ответил своему победителю тем же жестом. И обе его руки, одна голая, вторая в латной рукавице, протянулись к принцу. Так они и простояли с секунду, не обменявшись крепким рукопожатием, а только приложив ладонь к ладони. И тут Эдуард чуть было не растрогал до слез всех своих рыцарей. Он был сын короля, а его пленником был сам король, короновавшийся в Реймсе. Тогда, по-прежнему не выпуская рук Иоанна, Эдуард низко склонил голову и даже сделал вид, что хочет преклонить одно колено. Почет незадачливой доблести... Все, что возвеличивает того, кто побежден нами, возвеличивает и нашу победу. И у этих закаленных в бою людей перехватило дыхание.

– Присядьте, сир, мой кузен,– сказал Эдуард, приглашая короля Иоанна войти в его шатер.– Разрешите мне подать вам вина и пряностей. И не взыщите, что ужин будет более чем скромный. Сейчас мы сядем за стол.

Ибо слуги суетились на пригорке, натягивая навес. Придворная челядь принца прекрасно знала свои обязанности. А у поваров всегда припасены про запас паштеты и мясо. Если чего не хватит, пошарим в кладовых у монахов Мопертюи. Принц сказал еще:

– Ваши родичи и бароны будут счастливы присоединиться к вам. Сейчас велю их кликнуть. И разрешите перевязать вашу рану на лбу, свидетельство великой вашей отваги.

Глава IX

Ужин у принца

Я рассказываю вам обо всем этом и невольно думаю о судьбах народов, обо всем, что еще может произойти... о том, что сулит нам неслыханные перемены, великий поворот в делах государственных... и рассказываю именно в Вердене... Почему? Да потому, что то, что можно сейчас именовать французским государством, началось с договора, подписанного вот тут, после битвы при Фонтенуа... в то время говорили Фонтанетум... Вы сами отлично знаете, откуда мы пошли... с договора между тремя сыновьями Людовика Благочестивого. Доля, доставшаяся Карлу Лысому, была выкроена весьма скудно, притом никто не заботился о том, какие земли отходят новому королю. Альпы, Рейн должны были стать естественными рубежами Франции, и то, что Верден и Мец отошли к Империи, лишено здравого смысла. А что готовит Франции завтрашний день? Как будут ее перекраивать? Быть может, никакой Франции вообще не будет лет через десять – двадцать? – многие уже серьезно задают себе этот вопрос. На их глазах англичане отхватили огромный кусок, другой кусок – наваррцы, он тянется от моря до моря вместе с Лангедоком, и королевство Арльское снова попало в ленную зависимость Империи, да еще Бургундия к тому же... Каждому лестно урвать кусок от того, что слабо.

Ежели вы хотите знать мое мнение, то я в это не верю, ибо церковь, пока я жив и живы люди, думающие так же, как и я, ни за что на свете не разрешит подобного четвертования. И к тому же в народе еще свежа память о Франции как о единой и великой державе. Французы скоро поймут, что они ничто, если распадется королевство, если они не объединятся в единое государство. Но придется не раз преодолевать тяжелый и опасный брод. Быть может, вам самому еще предстоит не раз ломать голову над мучительным выбором. И всегда, Аршамбо, выбирайте королевство, даже если правит им дурной король... ибо короли смертны, или их можно низложить, или могут они попасть в плен, а государство остается.

Величие Франции, оно проявилось в вечер битвы при Пуатье, хотя бы в том уважении, которое победитель, еще не опомнившийся после негаданного поворота судьбы и почти не веря в свою удачу, выказывал в отношении побежденного. Странное это было застолье, сразу же после битвы в самой гуще леса Пуату, среди красных суконных полотнищ шатра. На почетном месте, ярко освещенные огоньками свечей, восседали король Франции, сын его Филипп, его высочество Жак Бурбон, ставший уже герцогом, ибо отец его пал во время боя; граф Иоанн Артуа, графы Танкарвилль, д’Этамп, де Даммартэн, а также сиры де Жуанвиль и де Партэне, перед которыми поставили серебряные приборы; а за соседними столами, между английскими и гасконскими рыцарями, расселась французская знать, самые могущественные и богатые пленники.