Семеро Тайных

— Опасно... гибель...

Россоха разжал пальцы, сказал сухо:

— Говори, но быстро. А рожу твою грибью видеть не желаю.

Пятно подергалось, пыталось расползтись, но заклятия черноты держали крепко. С хмурым злорадством наблюдал, как пятно наконец перестало дергаться, застыло, как раздавленная сапогом жаба. Донесся сладкий приятный голос, чересчур мягкий для мужчины, Россоха понял, что с ним пытается говорить та безобразно растолстевшая копна с грибьим именем:

— Прости, я не думал, что ты вспылишь так сразу...

— Извинений не принимаю, — отрезал Россоха. — Говори, иначе сейчас же закрываю!

— Над тобой нависла беда, — торопливо сказал голос. — В нашем мире объявился волхв из Леса. Ну, ты его должен помнить... Ты знаешь, что только Лес остался местом, которое мы так и не смогли ни понять, ни увидеть... Этот колдун могуч...

Россоха прервал резко:

— И ты, тварь, решился побеспокоить меня... меня!.. только потому, что появился еще один колдунишко?.. Такое же жалкое ничтожество, как ты сам?

Голос торопливо прокричал:

— Он уничтожил Автанбора!.. Стер с лица земли весь его замок, смотровую башню... Я на другом конце земли ощутил грохот, земля подо мной дрогнула. Я сразу понял где, а когда посмотрел — волосы встали дыбом!..

— Ну-ну, — буркнул Россоха все еще недоверчиво.

— Там, где была цветущая долина... ты ее хорошо помнишь, теперь куча горячих камней. От них сейчас только жар, словно только что насыпали углей из небесного горна! Если знаешь, кто способен на это, скажи!

Рука Россохи уже вскинулась, чтобы стереть изображение наглеца, медленно пошла вниз. Он сжал губы, складки на лбу стали резче.

— И почему ты решил, — сказал он зло, избегая называть вторгшегося по имени, — что это свершил этот человек из Леса? Мне он показался простоватым дурнем.

Из стены прозвучало:

— Он приходил к Сладоцвету. Никто бы не узнал, но Сладоцвет поспешил рассказать сразу же после его ухода о дурне, что хочет объединить всех самых сильных колдунов, чтобы сделать... ха-ха... счастливыми всех людей...

— Такое может возжелать либо очень сильный чародей... либо очень большой дурак, — заметил Россоха своим резким, как скрип напильника, голосом. — В последнее, понятно, верится больше.

— А если то и другое?

— Хуже смеси не бывает, — признался Россоха. — Но я все-таки не верю... Что еще?

— И когда Сладоцвет рассказывал, был треск, словно рушились стены, крики слуг, грохот, затем услышали страшный крик... ну, того колдуна, дальнего, с которым никто не знается, но который, поговаривают, ведает источником воды из подземного мира. И даже вроде бы берет...

Пятно потускнело еще больше, почти не выделяясь из черноты. Россоха нехотя позволил ему увеличиться, но пятно оставалось таким же безжизненным, словно потрясенный Боровик никак не мог собраться с силами.

— А в чем опасность для меня? — спросил Россоха враждебно.

— Он настойчиво спрашивал о других чародеях... Ему назвали тебя как самого сильного... после него, конечно.

— Конечно же! — сказал Россоха язвительно. — Что ж, если тот лесной человек явится еще разок, он встретит настоящего чародея, а не копну жира. И не дряхлого деда, которого он видел в прошлый раз.

Снизу донеслись крики, шум, грохот. Россоха прислушался, еще удивленный, что кто-то посмел нарушать его тишину, а из стены прозвучало:

— Не упоминай бера к ночи...

Глава 44

Стена разом стала черной, словно всю залило густой горячей смолой. Россоха чувствовал, как там уплотняется добавочная стена из заклятий.

Он замер, заклятие застыло на губах, ибо стряслось то, что не могло произойти: мир сотряс грохот, затрещал пол под ногами, а стена, где только что высвечивалось пятно с гнусной рожей Боровика, задрожала, как под порывами ветра дрожит грязный холст, рассыпалась в серые глыбы, а те медленно обрушились... в пропасть, которой не могло там быть!

С той стороны полыхнул немыслимо яркий свет. Россоха отшатнулся, закрыл лицо ладонями, но и сквозь пальцы проникал режущий глаза свет, впивался в мозг. Под пальцами стало мокро, слезы побежали по щекам.

Он смутно видел, как в блистающем свете возникла огромная человеческая фигура, черный силуэт без лица. Страшный голос прогремел обвиняюще:

— Я слышал!

Россоха прокричал, не видя ничего, кроме яркого света и смутно очерченной человеческой фигуры:

— Но разве я скрывал?