Дикарка. Неизвестный маршрут

– В амбар, там хороший засов. Отведешь ее туда, как очухается, а я пойду, посмотрю лошадей.

Он оделся и вышел. Татьяна прошла в дальний угол, что-то достала, опустилась на корточки, и в ноздри Марине ударил острый запах, похожий на нашатырь. Она пошевелилась, подняла голову.

– Очнулась? – спросила Татьяна заботливо, чуть ли не ласково. – Вот и хорошо! Сейчас отведем тебя спать, отдохнешь, поешь... Ничего страшного, бывает... Ну-ка, поднимайся, я тебе платье принесла, оденешься, будешь красивая. Вот так, я тебе помогу встать, давай-ка!.. Ничего страшного, побаловали немного мужики, не убудет тебя. А завтра муж тебя отвезет к военным и попадешь прямиком в город или куда там тебе надо. Руки подними...

Поддерживая Марину, она надела на нее через голову мешковатое платье из той же грубой ткани, по-прежнему приговаривая что-то успокаивающее. От этой равнодушной заботы – словно похлопывала по спине ценную рабочую скотину – Марину замутило, и она подумала с холодной злостью: ну что ж, завтра утром придется устроить им всем панихиду с переплясом, пока и в самом деле не продали черт знает куда...

Татьяна, заботливо ее поддерживая, сунула в руку сапожки, вывела из бани и повела через двор к строениям без окон, приговаривая ласково:

– Ничего-ничего, пройдет. Мужики – кобели, что с них взять, подумаешь, позабавились немного...

Распахнула тяжелую дверь, подтолкнула Марину в спину, и та оказалась в небольшой, совершенно темной комнатке. Дверь захлопнулась, громко задвинули тяжелый засов. Татьяна громко сказала:

– Ложись и спи, утром покормлю...

В крохотное оконце под самым потолком виднелось черное небо с парочкой колючих звезд. Убедившись, что нож по-прежнему в сапожке, как и деньги с паспортом, Марина, когда глаза привыкли к темноте, рассмотрела в углу кучу пустых мешков. Сделала из них нечто вроде постели и с удовольствием вытянулась, глядя на звезды. Стояла тишина, боль во всем теле уже почти не беспокоила, если расслабиться и лежать неподвижно.

– Романтика, блядь, экзотика, на хрен... – повторила она тихонько. – Ну ладно, завтра поговорим...

И холодно, профессионально стала прикидывать партитуру.

Глава третья

Кавалерия из-за холмов

Проснувшись, определить время Марина, понятное дело, не смогла – часы остались у похитителей. Но на улице давно светлый день, дневной свет пробивался в узенькое окошко под самым потолком.

Гораздо важнее было другое – она вновь ощущала себя если не боевой машиной, то, по крайней мере, автономной боевой единицей, способной на многое. Открыв глаза, она, как в прежние времена, почти мгновенно ощутила себя собранной и по-хорошему злой, прекрасно сознававшей окружающую реальность и свое место в ней. Конечно, там и сям все еще побаливало, и чувствительно. Выражаясь казенным языком полицейского протокола, подвергшиеся интенсивной обработке участки понесли определенный ущерб. Но кровь ниоткуда не шла, повреждений вроде бы не заметно, а значит, оставались все шансы совершить задуманное. Проще говоря, устроить этим скотам персональный маленький Карфаген.

Обнаружив в углу глиняную емкость с чистой водой, Марина эту воду моментально выпила. Встала, прошлась по пахнущему свежей мукой помещению, проверяя тело. Что ж, в общем, сносно. Правда, при выполнении некоторых приемов ее наверняка резанет болью, но придется перетерпеть...

Она надела сапожки, устроила в правом поудобнее ножик. Прислушалась, приложив ухо к едва заметной щели меж сработанными на совесть створками тяжеленной высокой двери.

Снаружи стояла тишина – даже собачьего лая не слышно.

Потом она явственно расслышала короткий, громкий крик, вовсе не гармонировавший с богатой, благополучной усадьбой. Насколько она разбиралась в таких вещах – а она в них прекрасно разбиралась – казалось, что человеку вдруг безжалостно сделали очень больно, и он завопил, не в силах терпеть.

Марина настороженно пожала плечами. Ну, гадать бессмысленно. Вполне может оказаться, что здешний сеньор изволит сейчас вершить суд и расправу над бесправными, как и полагается при классическом феодализме, подданными, и кого-то сейчас вытянули кнутом, если не вытворяют что-нибудь похуже...

И тут заскрипел засов – громко, отчетливо, кто-то, не таясь, отодвигал его с хозяйской бесцеремонностью.

Хватило секунды, чтобы одним прыжком оказаться в дальнем углу. И еще одной, чтобы принять соответствующую позу, должный облик, способный моментально успокоить здешних обитателей. Тот, кто явно собирался войти, должен был увидеть не свирепую амазонку, готовую перегрызть глотки в бою за свою свободу, а нечто совершенно противоположное – растрепанную, насмерть перепуганную, раздавленную ночным унижением хрупкую девушку, съежившуюся в дальнем углу, обхватившую руками колени, прикрывшуюся мешками в настоящем ужасе...