Пиранья. Бродячее сокровище

– Ну, в конце концов... Негде ему было жить и не на что, вот и придумал всю эту историю, чтобы потрясти доверчивых простаков. Люди и не такое плетут ради тарелки супа или стаканчика виски за чужой счет...

– Ты уже попросту упрямишься, по лицу видно...

– Черт его знает... – сказал Мазур. – В конце-то концов, бывают и настоящие клады... Значит, он в Чаконе? Ты меня с ним сведешь? Посмотрю, что за немец...

– Конечно.

– Значит, есть человек, который знает место... Есть кораблик, акваланги... Кто на корабле?

– Старый знакомый отца, бывший военный моряк. И двое матросов, люди вроде бы надежные.

– Все люди надежные, пока перед глазами бриллианты не засияли... – сказал Мазур с философской грустью. – И Роблес... был.

– Ты знаешь, я начинаю подозревать, что дон Хайме его просто... Дон Хайме, как и мы, крайне стеснен в средствах, откуда бы он взял достаточно, чтобы...

– А ведь он и мне пытался деньги предлагать, – вспомнил Мазур. – Да ведь он мог взять в долю кого-то еще, как ты – меня только что... Значит, плюс ко всему – еще и дон Хайме на хвосте, а может, не только он...

– Местознает только немец. А о немце, смею думать, не знает никто. Суденышко в море проследить труднее, чем прохожего на улице, верно?

– Это точно, – кивнул Мазур. – Как моряк свидетельствую. Ладно, это будущиесложности. У нас есть другая сложность, гораздо более актуальная. Нужно исхитриться и добраться до Чакона целыми и невредимыми. Что-то мне врожденный оптимизм и вера в людей подсказывают, что дон Хайме здорово осерчал и не намерен более заниматься стрельбой поверх голов. И это не только меня касается. Очень похоже, его пылкие чувства к тебе остались в прошлом...

Судя по озабоченному лицу Кристины, она и сама об этом подумала. Мазур деловито спросил:

– В доме, часом, не найдется лишнего карабина или чего-то похожего?

– Сколько угодно, у нас все мужчины любили оружие...

Глава третья

Акростих – слово поэтическое

Как человек, уже вполне обжившийся в Латинской Америке, Мазур без труда определил, что заведение напротив магазина, в котором скрылась Кристина – не что иное, как кафе. Сделать такое заключение ему, впрочем, помогла не дьявольская проницательность, а большие буквы «CAFE» над входом. Там было еще и название, и уж его-то Мазур прочесть не смог, но это не имело значения...

Он вошел уверенной походочкой завсегдатая. С первого взгляда определил, что заведение во многом уступает таверне дона Мигеля – здесь не обнаружилось ни малейшей экзотики, самые что ни на есть прозаические столики, покрытые скатерками в сине-желтую клетку. А вот в углу он сразу углядел телефонную будку, что мгновенно примирило с отсутствием экзотики, не турист, чай...

Столиков насчитывалось шесть, а занятым оказался только один – юной парочкой, ничуть не похожей на местную наружку. Мазур уверенно сел подальше от воркующих голубков. Появилась вертлявая официанточка, с грехом пополам владевшая английским, как оно обычно и бывает в портовых городах. Хотя Мазур сумел бы с ней договориться, не знай она другого наречия, кроме одного – «кофе» и «виски» в общем, словечки интернациональные...

Именно это он и заказал – фарфоровый наперсточек с кофе и гораздо более вместительный стаканчик виски – а что еще человеку нужно в такое время дня, если он австралийский моряк?

Отхлебнул кофе, пригубил виски и запалил здешнюю крепкую сигарету из черного табака, сидя лицом к высокому окну, рассеянно поглядывая на магазин напротив.

Он попросил Кристину задержаться в магазине подольше под любым благовидным предлогом – ну, скажем, как и положено ничего не смыслящей в сложной технике благородной сеньорите, ей требуются долгие и развернутые пояснения. Ручаться можно, что у продавцов такое поведение не вызовет ни малейших подозрений, наоборот: узревши такую красотку, только рады будут подольше посуетиться вокруг, заливаясь соловьями, знаем мы здешних...

Кристине он преподнес опять-таки довольно убедительную ложь: что хочет понаблюдать со стороны, нет ли за ней слежки. Кажется, проглотила. На деле, конечно, его интересовало одно – тот самый телефон в углу...

Аккуратно пригасив окурок, он не спеша прошел к кабине, уже привычно скормил автомату пару монет. Повторилось то же, что и в прошлый раз, разве что голос был не мужской, а женский. Сначала женщина протараторила что-то по-испански, потом, выслушав предложение Мазура перейти на английский, заверила, что говорит на означенном наречии.