Трое

Он подозвал официанта.

– Передайте, пожалуйста, бутылку шампанского вон на тот столик, мужчине в красном джемпере. И принесите мне еще пива.

Предварительно доставив ему пива, официант поставил затем ведерко со льдом и бутылкой шампанского в нем на столик Воротничка. Дикштейн увидел, как официант показал парочке на него, дав понять, кто приказал одарить их шампанским.

Когда они взглянули на него, он поднял свой стакан с пивом в знак приветствия и улыбнулся. Воротничок узнал его и забеспокоился.

Оставив столик, Дикштейн направился в туалет. Там, убивая время, он старательно вымыл лицо. Через пару минут появился приятель Воротничка. Молодой человек, дожидаясь, пока третий посетитель покинет помещение туалета, причесывался перед зеркалом. И лишь затем обратился к Дикштейну.

– Мой друг хочет, чтобы вы оставили его в покое.

Дикштейн выдавил гнусную усмешку.

– Пусть он мне сам скажет об этом.

– Вы журналист, не так ли? А что, если ваш редактор узнает, что вы посещаете подобные места?

– Я работаю по свободному найму.

Молодой человек приблизился к нему. Он был дюймов на пять выше Дикштейна и, как минимум, фунтов на тридцать тяжелее.

– Вы оставите нас в покое, – повторил он.

– Нет.

– Зачем вы это делаете? Что вам надо?

– Ты меня не интересуешь, красавчик. Тебе лучше пойти домой, пока я поговорю с твоим дружком.

– Черта с два, – и молодой человек огромной ручищей сгреб лацканы пиджака Дикштейна. Другую руку, сжатую в кулак, он отвел назад. Но удара не получилось.

Растопыренными пальцами Дикштейн ткнул молодого человека в глаза. Светловолосая голова рефлекторно отдернулась назад и в сторону. Дикштейн поднырнул под взметнувшуюся руку и нанес нападающему жестокий точный удар. У того перехватило дыхание, и он, отпрянув, согнулся в поясе. Дикштейн еще раз ударил его, и удар пришелся точно в переносицу. Что-то хрустнуло и хлынула кровь. Молодой человек распростерся на изразцовом полу.

С него хватило.

Дикштейн покинул туалет, на ходу поправляя галстук и приглаживая волосы. Уже началась программа варьете, и немецкий гитарист исполнял песенку о гее-полицейском. Дикштейн расплатился по счету и вышел. По пути он заметил, как обеспокоенный Воротничок направлялся к туалету.

Стояла теплая летняя ночь, но Дикштейна колотило. Немного пройдясь, он зашел в бар и взял бренди. Здесь было дымно и шумно, и в углу орал телевизор. Дикштейн отнес свой напиток к угловому столику и сел лицом к стене.

О драке в туалете полиция не узнает. Она смахивает на ссору между любовниками, и ни Воротничок, ни администрация клуба не заинтересованы давать официальный ход такого рода вещам. Воротничок доставит своего приятеля к доктору, объяснив, что тот споткнулся на пороге.

Дикштейн допил бренди, и дрожь прекратилась. Никак иначе не удается быть шпионом, подумал он, если время от времени не поступать подобным образом. Приходится творить зло, чтобы выжить. Дикштейн припомнил, что нацистский врач в концлагере говорил нечто подобное.

Покинув бар, он вышел на улицу, направляясь к дому Воротничка. Он должен воспользоваться своим преимуществом, пока человек чувствует себя подавленным и деморализованным. Через несколько минут он оказался на узкой мощеной улочке и остановился у дома с террасой. В высоких окнах не было ни проблеска света.

Ожидание затянулось. Похолодало. Чтобы согреться, он прохаживался взад-вперед. Европейская погода просто выводила его из себя. В это время года Израиль весь в цвету: длинные солнечные дни и теплые ночи, тяжелая физическая работа днем и веселые дружеские общения по вечерам. Дикштейну захотелось вернуться домой.

Наконец, показались Воротничок со своим приятелем. Голова последнего была в бинтах, видно, ему крепко досталось: он шел, опираясь на руку Воротничка, словно слепой. Они остановились перед домом, и Воротничок зашарил по карманам в поисках ключа. Дикштейн пересек улицу и подошел к ним. Они стояли спиной к нему и, поскольку его туфли не производили никакого шума, не услышали шагов.

Воротничок открыл двери, повернулся помочь приятелю и увидел Дикштейна. Он так и подпрыгнул от ужаса.

– О, Боже!

– Что такое? – заволновался его друг. – Что такое?

– Это он.

– Я должен поговорить с вами, – довольно миролюбиво сказал Дикштейн.

– Звони в полицию, – голос приятеля от гнева дрожал.