Бешеная

Глава четырнадцатая

Прыткий кузен

Дверь распахнулась, когда Даша снимала пуховик с вешалки, а сержант Федя топтался рядом, галантно пытаясь помочь и не уронить при этом зажатых под мышкой учебников (ибо твердо решил, очарованный крутыми операми и Дашей конкретно, на будущее лето поступать в Шантарскую милицейскую школу).

Появился бородатый тип с просветленно-пугливой, слегка опухшей физиономией индивидуума, которому удалось благополучно, без «белки» выскользнуть из длительного запоя – но маяться болями в организме и тягостной бессонницей предстояло еще с недельку. Диагноз при взгляде на такую рожу бывалый опер ставил с лету. Даша решила сначала, что это какой-то антиобщественный элемент вновь перепутал двери – что случалось в среднем раза три в неделю, поскольку поблизости от Дашиной резиденции располагался ведавший участковыми майор Акимушкин, – но тут же следом вошел веселый Косильщик, хлопнул бородатого ладонью по спине:

– Заходи, Веласкес, не тушуйся…

Честное слово, он прямо-таки сиял – не отрекомендованный Веласкесом, а Косильщик. Была в нем этакая усталая гордость, прекрасно Даше знакомая. Она, выжидательно держа пуховик на руке, спросила:

– Ты кого привел? Ему бы в пивбар, болезному…

– Перетерпит, – безжалостно сказал Косильщик. – Садись, Веласкес, покури…

Даша за локоть оттащила его в сторону:

– Что за улов? Мне ехать надо…

– Куда?

– На Каландаришвили, – сказала она шепотом. – Интересное кино закручивается – наша малолетняя Анжелика и в самом деле та, за кого себя выдавала, вот только нет у ее родителей еще и старшей дочки Нади. Один пацан Витя десяти лет. А Надежда из «Шантарск-Телестар», что живет рядом с Житеневым, носит совершенно другую фамилию и в родстве с Изместьевыми не состоит ни с какой стороны…

– Подождут, никуда не денутся, – так же тихо ответил Косильщик. – У меня нашелся гриб поинтереснее. Свидетель по Шохиной… По тому утру.

Даша, не тратя время на восторженные реплики, повесила пуховик на вешалку, жестом отослала Федю «погулять» и еще раз обозрела «Веласкеса», сидевшего на краешке стула так, словно стул был хрустальный, и благостно смолившего сигаретку, зажатую меж большим и указательным пальцем трясущейся руки. При одном взгляде на него хотелось пивка. С одной стороны, полагаться на таких свидетелей иногда выходит весьма опрометчиво. С другой же – давно известно, что порой лучшие свидетели получаются из одержимых бессонницей старушек, равно как запойного народа и влюбленных – две последние категории сплошь и рядом оказываются в самых неожиданных местах в самое неожиданное время…

– Ладно, – сказала она напарнику. – Посмотрим… Он что, в том доме живет?

– Ага. Только в другом подъезде. Веласкес – это не кличка. Он у нас – Веласкес Степанович Тихомиров.

– Понятно, – сказала Даша. – Папа был художник?

– Искусствовед, – тихо поведал в пространство Веласкес без кавычек. – В областном музее работал.

– Бывает, – кивнула Даша. – В школе не дразнили?

– Разве что Вилкой…

– Ну, это еще ничего, – дружелюбным тоном сказала Даша, подсаживаясь поближе и сделав самую располагающую физиономию. – Знала я одного Лагшмивара, честное слово, – Лагерь Шмидта в Арктике – так у того школьное прозвище без содрогания и вспомнить нельзя… А вы сами, часом, не художник будете?

Он кивнул, но тут же уточнил:

– Непризнанный.

– Бывает, – понятливо кивнула Даша. – Я в прошлом году вела дело по убийству в мастерской, предмет изучила. Интриги и зависть или безжалостная поступь рынка?

– Все вместе. Плюс изобилие алкоголя в круглосуточной торговле.

Даша окинула его откровенным взглядом:

– Ну, не скажешь вообще-то, что на вас лохмотья…

– Оформительством подрабатываю, кормлюсь при новых русских и старых инородцах…

– Дальше попробую угадать, – сказала она. – Ради тренировки дедукции. Сдали заказ, получили денежку…

– Ага. Магазин на Котовского. Раньше там была бакалея, а потом закрыли и устроили салон мебели…

Распахнулась дверь, что-то весело договаривая на ходу, влетели Славка с Толей. Даша яростным жестом приказала им убраться в уголок и притихнуть.

– Салон я уделал в западных стандартах, им понравилось. И не обманули, надо заметить. Отдали все до копеечки, и еще добавили парочку бутылок, у них там закупили гору алкоголя для презентации. Пошел я домой и стал тешиться алхимией – перегонял разрисованную бумагу в спиртное. Благо нет у меня дома препятствий для таких опытов – то бишь юбок. Я человек вполне гетеросексуальный, – поторопился он уточнить. – Только стараюсь их у себя не селить, а то не успеешь оглянуться, как их растащит стенку покупать и моющиеся обои клеить… В общем, проснулся я, глянул вокруг и определил, что сосуды все опустели, а за окном темнота – то ли утро, то ли вечер. Взял денежку и пошел в ларек. Хорошо этак идти, когда есть деньги и знаешь, что ларек открыт, как на крыльях тебя несет над собачьими какашками, просветленный ты и добр душою ко всему сущему…