113  

Позавтракав, мы начали сбрасывать за борт лишний груз из трюма, и это заняло все время до обеда. После обеда мы забросили маленький стоп-анкер с канатом в сто морских саженей, потом подняли основной якорь, и, так как прилив уже спадал, начали подтягиваться по верповому канату, и так с помощью верпа и каната передвигались вперед и добрались, наконец, до двух островков под названиями Кэп и Боннет. Тогда мы всем скопом принялись раскачивать бриг, а вельбот тянул его на буксире после того, как мы подняли верповый якорь. Таким путем мы благополучно провели бриг через Риф. Вскоре задул легкий бриз с юго-запада, и мы, дав выстрел из мушкета, чтобы оповестить оставшихся па берегу о том, что мы в безопасности, подняли паруса и вышли в океан».

Дочитав до этого места. Сильвия остановилась, мучительно стараясь что-то вспомнить. Она помнила выстрел из мушкета и то, что ее мать плакала над ней. Но дальше все застилал туман. Воспоминания скользили в ее мозгу как тени, и она тщетно пыталась их уловить. Однако чтение этой странной истории будоражило ее нервы. Несмотря па лицемерную выспренность слога и притворное благочестие автора, было видно, что кроме некоторого искажения фактов в свою пользу, а также с целью превознести смелость тюремщиков, во власти которых он находился, рассказчик не стремился приукрасить свое повествование нагромождением выдуманных опасностей. История отчаянного плана, задуманного и выполненного пять лет тому назад, была рассказана с суровой простотой и, неся на себе печать правдивости, в то же время пробуждала воображение читателя дополнить рассказ пропущенными ужасными деталями. И это вызывало к мятежникам большее сочувствие, чем если б то было подробное описание всех их злоключений. Ясность и простота рассказа придавали ему огромную силу воздействия, и девушка чувствовала, что сердце ее бьется быстрее, а поэтический ум стремится воспроизвести ужасную картину, набросанную скупыми словами каторжника. Она видела перед собой все это – синее море, жгучее солнце, медленно двигающийся корабль и жалкую кучку людей, брошенных на берегу. Она слышала… Что это? Что за шорох в кустах позади скамейки?… Птичка! Боже, как разыгрались нервы!

«Избавившись таким образом, как мы полагали, от тюремной жизни, мы весело шутили, советуясь, куда нам держать путь дальше. Я намеревался добраться до островов в Южных морях и, покинув бриг, просить пристанища у туземцев, выдавая себя за потерпевших бедствия моряков, в надежде на то, что попутный корабль рано или поздно подберет нас. С этой целью я назначил Джеймса Лесли, опытного моряка, своим старшим помощником и приготовился отплыть от Березовой Скалы с теми немногими навигационными приборами, которые у нас имелись. Подтянув вельбот к борту, мы связали его вместе со шлюпкой и пустили дрейфовать по воле волн. После этого я отделил «сухопутных» от моряков, и в восемь часов вечера мы взяли курс на юго-восток, поставив свою первую вахту. Через час с юго-запада налетел сильный шторм. Меня и других из «сухопутных» сильно укачало, и Лесли стало трудно управлять бригом, так как при шторме нужно было иметь двух человек у руля. Утром, с трудом выбравшись на палубу, я убедился, что ветер несколько утих, но, спустившись вниз, обнаружил, что в трюме скопилось много воды. Лесли взялся за насосы, но работал лишь один из них – у правого борта. С этого времени на корабле было только два дела – откачивать воду и стоять у руля. Шторм продолжался два дня и одну ночь. Бриг шел при сильно зарифленных[11] марселях, так как мы боялись убавлять паруса, чтобы нас не настигло посланное в погоню судно – так велик был наш страх перед тюрьмой.

16 января, в полдень, я снова заставил себя выйти на палубу и, произведя необходимые наблюдения, изменил курс брига на юго-восток, чтобы пройти южнее Новой Зеландии, в стороне от обычного пути кораблей, в надежде, что если нам хватит провианта, мы сможем добраться до южноамериканского побережья и попасть к христианам. Затем я был вынужден снова спуститься в каюту и неделю пролежал на своей койке, борясь со смертью. Временами я даже раскаивался в своем решении, так как Фэйр все время тормошил меня, говоря, что люди недовольны взятым курсом. 21-го вспыхнул бунт под предводительством Лайона, который утверждал, что мы направляемся в Тихий океан, где неминуемо должны погибнуть. Этот путаник, ничего не смыслящий в мореходстве, настаивал на том, чтобы повернуть к югу, думая, что мы прошли севернее островов Тонга, и требовал, чтобы мы высадились на берег и искали прибежища у туземцев. Лесли тщетно доказывал, что, взяв курс на юг, мы наткнемся на ледяные поля. Баркер, служивший на китобойном судне, стремился убедить бунтовщиков, что температура воздуха в этих широтах высокая и нам не грозит подобная ошибка. После долгой перебранки Лайон кинулся к рулю, но Рассен, вытащив один из пистолетов, отобранных у мистера Бейтса, застрелил его, после чего остальные вернулись к исполнению своих обязанностей. Мне казалось что это ужасное убийство нужно было совершить для безопасности корабля; и если бы это произошло на судне, управляемом свободными людьми, поступок Рассена был бы одобрен всеми как суровая но необходимая мера.


  113  
×
×