Осужден пожизненно

Мы были немедленно отправлены в тюрьму, где мы нашли своих четырех спутников. Кое-кто из них хотел выкрутиться, нагло повторяя историю о кораблекрушении, но, зная, какими неизбежно путаными будут наши показания, если нас допросят поодиночке, я убедил их в том, что наиболее безопасным будет открытое признание. 14 марта нас привели к «интенданте», то есть губернатору, который сказал нам, что освободит нас при условии, что мы поселимся в черте города. Услышав это, я очень обрадовался и только попросил губернатора от имени своих товарищей, чтобы нас не выдавали английским властям: «Уж тогда лучше расстреляйте нас на главной площади». На глаза губернатора навернулись слезы, и он сказал: «Не думайте, несчастные, что я намерен действовать против вас. Только не делайте никаких попыток к бегству, и я буду вашим другом. Если какой-нибудь корабль потребует вас выдать, вы увидите, что я сдержу свое слово. Все, о чем я хочу вас предупредить, – это чтобы вы воздерживались от спиртного, которым здесь сильно злоупотребляют, и чтобы вы по возможности выплатили правительству деньги, которые отпускались на ваше питание, пока вы отбывали заключение».

На следующий день мы все получили работу по спуску на воду судна водоизмещением в триста тонн, и мои люди проявили такое рвение, что, как заявил владелец судна, он не променял бы нас на тридцать своих соотечественников. Это очень понравилось губернатору, который присутствовал там вместе со всеми обитателями города и большим оркестром, поскольку судно простояло на стапелях почти три года. После того как оно было спущено, моряки из числа моих товарищей помогли оснастить его, за что получали по 15 долларов в месяц, не считая кормежки. Что касается меня, я очень скоро нашел работу на верфи и, честным трудом зарабатывая свой хлеб и пользуясь всеми радостями свободы, почти забыл о печальных превратностях судьбы, которые выпали на мою долю. Подумать только, что я, вращавшийся в среде джентльменов и ученых, должен был чувствовать себя счастливым оттого, что днем работаю на кораблестроительной верфи, а ночью сплю на связке шкур! Но это уже частные вопросы, и их не стоит касаться.

На этой же верфи вместе со мной работал выдавший нас солдат. Однажды он упал с большой высоты, и его сочли мертвым, на самом же деле он умер лишь несколько часов спустя в страшных мучениях, и я увидел в этом карающую руку провидения. Так сравнительно счастливо и спокойно текли дни до 20 мая 1836 года, когда старый губернатор ушел в отставку, К огорчению всех жителей Вальдивии, а «Ахиллес», вооруженный военный бриг, привез нам нового губернатора. Одной из первых акций этого джентльмена была продажа нашей лодки, пришвартованной позади губернаторского дома. Этот поступок показался мне признаком его недобрых намерений, и, боясь, что губернатор снова отправит нас в заточение, я решил бежать из этого места. Поделившись своими планами с Баркером, Лесли, Рейли, Ширсом и Рассеном, я предложил губернатору построить для него красивый вельбот, взяв на себя все кузнечные работы. Губернатор согласился, и немногим больше чем за две недели мы сколотили четырехвесельный вельбот, способный выдержать сильное волнение и даже шторм. Мы оснастили его парусами и снабдили запасом провианта, воспользовавшись именем губернатора, и 4 июля, в субботнюю ночь, мы отплыли на нем из Вальдивии, выйдя из устья реки вскоре после захода солнца. Не знаю, решил ли губернатор, возмущенный нашей выходкой, не преследовать нас, или – что вернее – наше отсутствие было обнаружено не раньше понедельника, когда догнать нас было уже невозможно; мы вышли в море без всяких приключений, взяв правильный курс, направились к островам Тонга, как договорились заранее.

Но тут счастье, сопутствовавшее нам до сих пор, казалось, покинуло нас. После того как мы четыре дня еле-еле ползли вперед при знойной погоде, наступил мертвый штиль, продолжавшийся сорок восемь часов, и мы лежали, как бревно, на водной поверхности. Три дня мы проболтались среди океана под палящими лучами солнца, без воды и провизии. На четвертый день когда мы задумали бросить жребий и решить, кто из нас должен умереть, чтобы остались в живых остальные, нас подобрал клипер, нагруженный опиумом, который возвращался в Кантон. Капитан-американец очень любезно обошелся с нами, а по прибытии в Кантон британские купцы, жившие в этом городе, провели подписку, и мы получили возможность бесплатно вернуться в Англию. Рассен, однако, пристрастился к пьянству и начал много болтать, что навлекло на нас подозрение. Консул сперва поверил моей вымышленной истории о кораблекрушении, но я назвал себя Уилсоном, забыв, что на секстанте, оставшемся на лодке выгравировано имя капитана Бейтса. Эти два обстоятельства вызвали у консула сомнения и побудили его распорядиться, чтобы по прибытии в Англию мы были доставлены в полицейский суд округа Темзы… В сущности, против нас не было никаких улик, и мы могли бы счастливо отделаться, если бы доктор Пайн, служивший судовым врачом на «Малабаре», находясь в суде, не опознал меня и не показал под присягой, кто я та, кой. Мы были взяты под стражу, и в дополнение к остальным уликам, мистер Кэпон, тюремщик из Хобарт-Тауна, который тоже почему-то оказался в Лондоне, опознал нас всех. Наша история была предана гласности. Баркер и Лесли дали показания против Рассена, он был осужден за убийство Лайона и казнен. После этого нас посадили в трюм «Левиафана», где мы оставались до тех пор, пока не были переведены на «Леди Джейн»., которая направлялась с арестантами на Землю Ван-Димена. Нас судили в колонии, по месту совершения преступления, за пиратский захват брига «Морской ястреб», и мы прибыли сюда 15 декабря 1838 года».