Последний тайник

— Судя по вашим словам, вы считаете, что человек, утративший религиозную веру, автоматически превращается в зверя, — констатировал я. — А по-моему, вы очень сильно заблуждаетесь. Что-то я не видел ни одного атеиста, у которого выросли бы рога и когти.

— Сеньор Видаль, вы ведь имеете в виду зажиточных и пребывающих в добром здравии людей, которые считают, что им Бог не нужен. Или я ошибаюсь? — Отец Диас сделал паузу, а затем, не дождавшись от меня ответа, продолжил: — Я же имею в виду миллионы верующих, которые приходят в церковь в поиске утешения, потому что окружающая их действительность слишком жестока и несправедлива. Скажите мне, сеньор Видаль, — священник слегка наклонился в мою сторону, — вы смогли бы отправиться в качестве миссионера в какую-нибудь деревушку, затерянную в джунглях Конго, или хотя бы сюда, в маленький городишко на гватемальском плоскогорье, чтобы объяснить задавленным нуждой людям, которым только и остается, что надеяться на загробную жизнь, где им воздастся за тяготы их земной жизни, что Бога нет, а стало быть, их жизнь уже не просто тяжка, но еще и лишена какого-либо смысла? — В черных глазах отца Диаса сверкнул гнев. — Вам и вашим друзьям-атеистам живется хорошо, — с пафосом продолжал он. — Вы можете позволить себе выбирать, чем вам в этой жизни заниматься, на ком жениться или, попросту говоря, что вам съесть завтра на обед. А они, — повысив голос, священник показал рукой куда-то за окно, — не могут позволить себе этого!

Загнанный в угол доводами отца Диаса, я с трудом нашелся, чтобы ответить ему.

— Человек гораздо сильнее, чем кажется вам, священникам, — сказал я, — и было бы неправильно во всем опекать его и не давать ему возможности думать своей головой и поступать так, как он сам считает нужным. Проблема здесь заключается как раз в том, что нужно больше верить в человека и в его способность воспринимать окружающую действительность такой, какая она есть.

Отец Диас покачал головой с таким видом, как будто он только что услышал неудачную шутку.

— Способность воспринимать окружающую действительность такой, какая она есть? Вы это серьезно? — с неприкрытой насмешкой произнес он. — Даже вы, утонченные, самодостаточные и влюбленные в самих себя жители западного мира, и то не способны адекватно воспринимать реальную действительность вашего гедонистического существования! Вам приходится прибегать к изощренным развлечениям, различным нелепым идеям и даже к наркотикам, лишь бы только отвлечься от окружающих вас реалий, но вы при этом все равно тратите на психиатров и успокоительные средства больше денег, чем весь остальной мир тратит на вакцины и антибиотики. Если ваша культура, которую вы считаете высшим достижением цивилизации, едва способна удерживать вас, благополучных людей, в здравом уме и число нервных расстройств среди вас год от года растет, то как, по-вашему, можно удержать в здравом уме тех, кто каждый день сталкивается с унижением и голодом?

Доводы священника звучали настолько убедительно, что мне было трудно ему что-либо возразить, однако сдаваться я не собирался.

— А что думаешь ты, Касси? — спросил я, ища поддержки. — Уж больно ты стала молчаливая.

Кассандра посмотрела на меня, и я заметил в ее лучезарных зеленых глазах грусть.

— Я согласна с отцом Диасом, — печально заявила она. — Мне кажется, что мы не имеем права рассказывать кому-либо о том, что увидели в склепе, — как бы нам этого ни хотелось. На кону стоит и без того уже не очень-то обильный источник счастья миллионов людей, и я не могу позволить себе подвергать его риску из-за какой-то кучки костей.

Лицо отца Диаса смягчилось.

— Когда-нибудь христиане обязательно узнают правду о смерти Иисуса Христа, — с уверенностью произнес он. — Но пока, к сожалению, открывать им эту правду еще рано, а потому останки Сына Божьего должны, как и раньше, лежать в вырытом здесь для них склепе — последнем пристанище Иисуса Христа. Они должны лежать в нем до тех пор, пока не просветлеет разум человека и не станут все деяния человеческие настолько гуманными, что люди смогут взглянуть на них со стороны и не испугаться.

— А может, это произойдет двадцать третьего декабря 2012 года? — невольно вырвалось у меня.

Священник, устало вздохнув, улыбнулся.

— Возможно... Но мне все-таки кажется, что, судя по тому, как развиваются события в современном мире, нам придется прождать пять тысяч лет еще одного длинного счета.