Трое в Песках

— Ну, побей меня.

Олег вздрогнул, взглянул в ее зарумянившееся лицо.

— С чего вдруг?

— А то ты сам себе перегрызешь горло.

Олег поднял брови, непонимающе оглянулся на Мрака и Таргитая.

— Что, я похож?

— Уже можно хоронить, — заверила она.

Олег торопливо провел ладонью по лицу, будто стряхивал капли крови.

— Ну-ну, как только, так сразу.

— Что? — не поняла Лиска.

— Как только отыщу палку побольше.

Лиска сверкнула глазами, смотрела недоверчиво. Ей показалось, что сумрачный Мрак поглядывает подозрительно в ее сторону, что-то говорит Таргитаю, волчьи глаза оборотня вспыхивают ревнивым огнем. На всякий случай приотстала, начала с безразличным видом шарить глазами по сторонам.

Таргитай вытащил дудочку, но едва песня достигла ушей Олега, он ткнул коня пятками в бока, унесся далеко вперед. Дурацкая забава, подумал Олег сердито. Человек все еще не расстался со звериным миром, в нем зверя больше, чем того существа, которого желал Род, а песни тешат как раз ту часть, что не от человека! Девки заслушиваются, ибо дуры, а Мрак от них прямо светлеет… С Мраком сложнее. Как раз песни Таргитая удержали в людской личине, но и с этим когда-то разберется на досуге. В песнях все же есть волшебство, только иного рода, даже могучий Гольш не сумел обнаружить в дудочке Таргитая чар.

Задумавшись, не заметил, что рядом уже долгое время едет Лиска. Его жеребец потянулся к ее кобылке, попробовал игриво куснуть, споткнулся. Олег вздрогнул:

— Что?.. А?

— Возьми.

Он тупо смотрел то на нее, то на толстую суковатую палку в ее руке. Она несмело улыбнулась:

— Вот… Побей, тебе сразу станет легче.

Олег покачал головой:

— Береза. Твердовата.

Она смотрела непонимающе. Он объяснил серьезным голосом:

— Береза, бук, вяз, граб — тяжелые, ими лупят быков. Ты на быка смахиваешь не очень… Хотя, если сбоку… Ну-ка, повернись… Нет, все равно не тянешь. Для тебя надо помягче: сосновые палки, ольховые, осиновые…

Она кивнула, сказала серьезно:

— Хорошо, поищу. Но я деревьев не видела, в Песках думала, что все они — твердые. Как узнать, какое из них какое?

— Шарахни Таргитая по голове. Если переломится — твердая, если согнется — мягкая.

Она смотрела недоверчиво:

— А если ни то, ни другое?

— Ударь еще. Сильнее.

— А… а Таргитай?

— Ну… что Таргитай, он разве что спросит, где это стучат.

На восьмой день въехали в тень. Таргитай задрал голову да так и поехал, вытаращив глаза. Мрак сказал хладнокровно:

— Тарх, у тебя раззявленный рот.

— Знаю, — ответил Таргитай простодушно, — я сам его раззявил.

— А… ну если сам… Все же закрой, а то ворона влетит.

Воздух становился свежее. Земля превратилась в высохшую потрескавшуюся корку. Дальше вовсе лопалась, крохотные трещины углубились, разбежались густой сетью, начали раздирать землю. Снизу попахивало гарью, иной раз выстреливались дымки. В глубине чудилось движение, доносился шорох трущихся панцирей. Мрак хватался то за лук, то за секиру, но неизвестное тут же затихало, словно за Мраком следили сотни глаз.

Лиска жалась к неврам, не замечая, как все чаще оказывалась возле Мрака. Эти странные люди ехали сжигаемые болью изнутри, а во внешнем мире как будто ужаса и не существовало. Видели, дескать, разные деревья, даже некую волховью грушу. Мрак держался в седле неподвижный как скала, глубоко запавшие глаза смотрели зло и насмешливо. Тень становилась все гуще, кони тревожно всхрапывали, прядали ушами.

Олег шевелил губами усерднее. Они у него пересохли и потрескались, как земля под копытами. Когда заговаривал с друзьями, хрипел и каркал пересохшим горлом, как простуженная ворона. Глаза ввалились, смотрели затравленно.

Мрак все чаще озабоченно осматривал изорванные сапоги — подошвы разлохматились. Если Таргитай и Олег исхудали за дорогу, то Мрак еще прибавил в плечах, руки стали толще, потемнел, как обугленное дерево. Глаза зло блестели, часто скалил зубы — острые, белые, недобро ухмылялся, ноздри хищно раздувались.

Таргитай оглянулся: далеко на самом краю земли золотилась полоска — солнечные стрелы поджигали землю. Дальше тень становилась гуще. К запаху зелени примешивался другой — изгои чуяли, но не понимали, а Мрак зло раздувал ноздри, дергал лицом.

— Что ты за волхв, боишься обернуться? Это же, дурень, не каждому дано! Надо пользоваться. Это как поесть вволю, медведя заломать или к чужой бабе сходить. Время упустишь — в старости уже ни того, ни другого, ни третьего.