Ютланд, брат Придона

– В лесах стало очень много древников, – проговорил он наконец навстречу ветру, – это мелкие, но опасные дивы. Из них самые слабые – скитальцы. Хилые, если сравнивать с их собратьями, что вырывают с корнем деревья и крушат скалы, зато быстрые и выносливые… Говорят, были настоящим проклятием окраинных земель, но потом их перебили… Твари это хитрые и кровожадные, теперь в селах собираются отряды из парней и начинают на них охотиться…

Она не отвечала, он прислушался и понял, что капризное существо спит, прижавшись к его спине всем телом и уронив голову ему между лопатками. Он почти ощутил ее ровное дыхание, устала, спит крепко, будто и не принцесса.

Конь, ощутив его желание, сперва резко сбавил скорость, потом вообще пошел медленно, осторожно ступая по твердой земле, наконец сошел на обочину, где помягче. Стук копыт оборвался, слышалось только редкое позвякивание удил да тихий скрип седла. Стараясь двигаться как можно тише, он пересадил ее, сонную и вялую, впереди себя, из кольца его рук не выпадет, но все равно Алац продолжал идти медленно, ступая осторожно только по мягкой земле.

Вообще-то Мелизенда не все время спала, хотя заснула в самом деле, даже не заметила как, но потом несколько раз просыпалась, оставаясь с закрытыми глазами и притворяясь спящей, такое неизъяснимо сладко тревожное чувство, что снова замирала, как мышь в подполье, прислушивалась, чувствуя, как тревожно и сладостно отзывается что-то в груди, ноет, щемит, пробуждается…

Теперь на ее голову и плечи падает его теплое дыхание, приятно и тревожно, хотя должна бы ощутить отвращение, неграмотный пастушонок, простолюдин… однако грудь его горяча, а руки не дадут ей упасть с коня, крепки и надежны.

Потом она, проснувшись в очередной раз, ощутила, как он перевел коня на совсем тихий шаг, и снова жар его прогретой внутренним огнем груди вызвал странный ответный отклик. Она плотно-плотно закрывала глаза и старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть это непонятно-сладостное ощущение.

В очередной раз проснувшись, она хотела чирикнуть, но вспомнила, что щебетать для настоящих женщин унизительно, пробормотала сердито:

– Ты чего?

– Чего я? – переспросил он. – Что не так?

– Конь ползет, – обвинила она. – Хорт спит на ходу. А ты что делаешь?

– В самом деле, – сказал он неприятным голосом, – что я, дурак, делаю?

– Ага, – сказала она злорадно, – признался!

– Алац, – сказал он совсем другим тоном, – быстрее!.. Не задерживайся! Мало ли…

И снова они проносились, как на большой хищной птице, между высокими рощами и цветущими кустами, перескакивали ручьи и мелкие речушки, солнце сильно и радостно греет плечи и спины, а когда дорога повернула в сторону запада, огибая торчащие прямо в ровной как столешница степи скалы, Мелизенда охнула и распахнула в изумлении ротик.

Вся половина неба залита страшным радостно-алым огнем, громоздятся исполинские воздушные горы, перед ними горные хребты внизу лишь муравьиные кучки, в тех алых горах медленно разверзаются пылающие бездны, багровые и пурпурные, иногда – слепяще-оранжевые, эти горы на глазах вырастают все громаднее, величественнее.

У нее сердце замерло в смятенном восторге, после долгого молчания прошептала:

– Как же красиво…

– Что? – спросил он поверх ее головы.

– Закат… Не видишь, бестолочь?

Он хмыкнул.

– Так он почти всегда такой. Ну… хотя бы раз в неделю.

– Дикарь, – огрызнулась она. – Не ценишь красоту. А у меня все пять роскошных палат на первом этаже дворца. В какое окно ни посмотришь – цветущий сад, ухоженные дорожки, редкие птицы на ветках, красиво одетые придворные на прогулке…

– А-а-а, – сказал он насмешливо, – тогда смотри, разрешаю. Бить не буду. Не испорти только, закат в самом деле… ничо. И не трогай руками.

Она повертела головой, поймала взглядом стремительно приближающуюся рощу.

– Смотри, там красиво!

– Ага.

– Что ага? Можно там остановиться на ночлег.

Он сказал успокаивающе:

– К ночи успеем в город. Там гостиница, постель с периной.

Она фыркнула.

– Сейчас жарко, даже ночью нехолодно. А в гостинице всегда душно, даже с открытыми окнами. Или ты боишься ночевать в лесу?

Он подумал добросовестно, она терпеливо ждала, наконец он ответил нерешительно:

– Да вроде бы нет.

– Тогда чего? – потребовала она. – Боишься задницу наколоть на голой земле? Так у тебя одеяло.

Он снова подумал, Мелизенда затаила дыхание, наконец он буркнул с неудовольствием: