Эрагон. Возвращение

— Что ж, — услышал он тихий голос Оромиса, — я чувствую, ты искренне раскаиваешься. В таком случае мы больше не будем говорить об этом.

— Хорошо, учитель.

Но и к вечеру Эрагон не сумел избавиться от мрачных мыслей; он был совершенно подавлен и едва взглянул на возвращавшихся после занятий Сапфиру и Глаэдра. Деревья содрогались, раскачивая ветвями, — такой вихрь подняли драконы своими могучими крыльями. Сапфира, казалось, была очень горда собой; она, выгибая шею, выступала с поистине королевским достоинством и поглядывала на Эрагона с нежнейшей улыбкой, по-волчьи скаля страшные зубы.

Камень хрустнул под тяжелой лапой Глаэдра, и старый дракон, покосившись огромным, с обеденную тарелку, глазом на Эрагона, мысленно спросил у него: «Каковы три основных правила выявления нижней тяги и пять основных способов, помогающих ее избежать?»

С трудом прервав свои невеселые мысли, Эрагон растерянно заморгал и сказал вслух:

— Я не знаю.

И тут вдруг вмешался Оромис. Повернувшись к Сапфире, он громко спросил:

— А ты знаешь, кого пасут муравьи и как они доят свои стада?

«С какой стати мне это знать?» — презрительно заявила Сапфира. Она, казалось, была оскорблена столь неуместным вопросом.

Глаза Оромиса опасно блеснули; он скрестил руки на груди и заговорил совершенно спокойно:

— Вы уже немало пережили вместе, и можно было бы предположить, что основной урок того, как связаны Шуртугал и его дракон, вы уже получили. Ведь Шуртугал и его дракон нераздельны. Но согласишься ли ты, Эрагон, отсечь себе правую руку ради Сапфиры? Согласишься ли ты, Сапфира, лишиться ради Эрагона одного крыла? Да никогда в жизни! Ибо вы сами отвергаете ту священную связь, что вас соединила. Отвергаете величайший дар, дающий вам превосходство над любым противником. Вы не только должны уметь мысленно разговаривать друг с другом — вы должны соединить ваши души и все ваши знания и умения, слить их воедино, чтобы действовать и думать как один. Я надеюсь, что к следующему занятию каждый из вас будет знать и то, чему учили другого.

— А как же сокровенные мысли каждого? — возразил Эрагон.

«Сокровенные мысли? — пророкотал у него в ушах голос Глаэдра. — Держи свои мысли при себе, когда уедешь отсюда, если тебе это так нравится, но пока мы вас учим, никаких сокровенных мыслей ни у тебя, ни у Сапфиры быть не может!»

Эрагон быстро глянул на Сапфиру; на душе у него стало совсем погано. Дракониха упорно избегала его взгляда. Но потом, топнув лапой, все же посмотрела ему в глаза и с вызовом спросила:

«Ну, что?»

«Они правы. Мы вели себя неправильно, слишком беспечно», — сказал Эрагон.

«Это не моя вина».

«Я и не говорю, что это твоя вина. — Однако она действительно угадала в его отношении к ней некоторые перемены. Чрезмерное внимание, которое она щедро уделяла Глаэдру, не нравилось Эрагону. Он чувствовал, что Сапфира отдаляется от него, и страдал. — Но нам обоим нужно исправиться и вести себя иначе».

«Естественно!»

Однако же объясняться с Оромисом и Глаэдром строптивая Сапфира не пожелала, возложив эту обязанность на Эрагона.

— Мы постараемся больше никогда вас не разочаровывать, — сказал он.

— Постарайтесь. А завтра мы устроим вам проверку по тому материалу, который каждый из вас выучил сегодня. — Оромис разжал руку; на ладони у него лежала какая-то круглая деревянная игрушка. — Вот, возьми. И потрудись регулярно заводить это устройство — оно каждое утро станет будить тебя в нужное время. Итак, ждем вас сразу после купания и завтрака.

Игрушка оказалась на удивление тяжелой, хотя и была не больше грецкого ореха. Больше всего она походила на полураскрытый бутон розы, сотня лепестков которого закручивалась вдоль плотной сердцевины. Эрагон слегка повернул эту сердцевину и услышал три щелчка — внутри повернулся невидимый храповик.

— Спасибо, — сказал он Оромису, и они с Сапфирой улетели. В передних лапах Сапфира несла свое новое седло.

ПОД ДЕРЕВОМ МЕНОА

Еще в пути они открыли свои мысли друг другу. Обоим было стыдно, обоим хотелось поскорее восстановить существовавшую между ними связь, укрепить ее и расширить. Ни тот, ни другая сознательно друг друга на разговор не вызывали, но то смятение чувств, что царило в душе Эрагона, не могло остаться для Сапфиры незамеченным, и она, разумеется, спросила:

«Ну, и что с тобой еще случилось?»

Пока Эрагон рассказывал ей, какое ужасное преступление он совершил в Фартхен Дуре, у него жутко разболелась голова. Сапфира перепугалась, и он попытался ее утешить: