Эрагон. Возвращение

«Да я просто… — Эрагон запнулся. — Знаешь, учитель, мне никак не удается представить себе, чтобы ты или Сапфира проявляли безудержную свирепость, ярость, неукротимость. Нет, — торопливо прибавил он, — я совсем не считаю эти качества такими уж плохими, а все же…»

Земля под ними затряслась так, словно начался обвал, — это смеялся Глаэдр, закатив свой огромный глаз под покрытое рогатыми выступами веко.

«Если бы тебе когда-нибудь довелось встретиться с диким драконом, ни с кем не связанным магическими узами, ты бы так не говорил! — пророкотал он. — Дикий дракон ни перед кем ни за что не отвечает; он всегда поступает так, как ему хочется, и не испытывает ни капли добрых чувств ни к кому, кроме своей ближайшей родни и кое-кого из соплеменников. Свирепыми и гордыми дикие драконы были всегда. И еще, пожалуй, безрассудно смелыми. А уж их самки… О, они столь великолепны, что драконы Всадников считали большой честью найти себе пару среди них.

Однако магическая связь Всадника и его дракона имела и определенные недостатки. Например, союз Гальбаторикса с драконом Шрюкном — его вторым драконом, как известно, — превратился в нечто совершенно извращенное. Ведь Шрюкн не выбирал себе Гальбаторикса, как это полагается, а был подвергнут воздействию черной магии и вынужден служить безумным целям Гальбаторикса. Его взаимоотношения с Гальбаториксом — лишь мерзкая имитация той связи, которая существует, например, между вами, Эрагон и Сапфира, и которая сама собой порвалась, когда первого дракона Гальбаторикса убили ургалы».

Глаэдр помолчал, глядя куда-то между ними. Единственное, что двигалось и жило в нем — это его огромный блестящий глаз.

«То, что соединяет вас, превосходит любую более простую связь двух душ. Ваши души или сами ваши личности — называйте, как хотите, — соединились еще, так сказать, у своих истоков. — Круглый драконий глаз уперся в Эрагона. — Вот ты веришь, что душа человека существует отдельно от его тела?»

«Не знаю. — Эрагон и впрямь этого не знал. — Сапфира как-то раз извлекла меня из моего тела и позволила посмотреть на окружающий мир ее глазами. И мне казалось тогда, что я более не имею никакой связи с собственным телом. Если духи мертвых, которых иногда способны призывать к себе колдуны, действительно существуют, тогда, наверное, наше сознание действительно не зависит от нашего тела».

Выпустив острый, как игла, кончик когтя, Глаэдр быстро сунул его под камень и извлек оттуда древесную крысу, прятавшуюся в норе. Он слизнул крысу длинным красным языком, и Эрагон поморщился, мысленно почувствовав ужас зверька, в одну секунду расставшегося с жизнью.

«Когда разрушена плоть, разрушена и душа», — удовлетворенно сказал Глаэдр.

«Но ведь животное — это не личность», — запротестовал Эрагон.

«Неужели после стольких уроков медитации ты все еще веришь, что кто-то из нас, так называемых мыслящих существ, так уж сильно отличается от древесной крысы? Что мы одарены неким чудесным свойством, которого лишены прочие существа? Что мы способны продолжать жить и после смерти?»

«Нет», — пробормотал Эрагон.

«Я тоже так думаю. А потому, когда дракон или Всадник опасно ранены, они обязаны, укрепив сердце, во что бы то ни стало разорвать существующую между ними тесную связь, дабы тот, кто остался цел, был защищен от ненужных страданий или даже безумия. И в такой момент — поскольку душу нельзя отделить от тела — очень важно воспротивиться искушению взять душу своего партнера в свое тело и укрыть ее там, поскольку это однозначно закончится гибелью обоих. Даже если бы это и было возможно, все равно недопустимо, чтобы в одном теле существовало одновременно несколько душ или несколько сознаний».

«Как это ужасно, — воскликнул Эрагон, — умирать в одиночку, вдали даже от того, кто тебе ближе всех на свете!»

«Каждый умирает в одиночку, Эрагон. Будь ты королем на поле брани или жалким крестьянином, лежащим на смертном ложе в кругу своей семьи, никто не последует за тобой в вечную пустоту. А теперь я хотел бы, чтобы вы поупражнялись в разделении своих сознаний. Начнем с того…»

Эрагон уставился на поднос с заботливо приготовленным ужином: хлеб с ореховым маслом, ягоды, бобы, миска с зеленым салатом, два яйца вкрутую — эльфы уверяли его, что употребляют в пищу только те яйца, которые не были оплодотворены, — и кувшин свежей родниковой воды. Он знал, что все это очень вкусно, что эльфы стараются проявить все свое кулинарное искусство, готовя ему еду, что даже королеве Имиладрис вряд ли подают лучшие кушанья, чем ему.