Труба Иерихона

Филипп медленно кивал, потом кивки становились все замедленнее, а в глазах появилось недоумение. Для него было ясно, что у противника надо брать как раз худшую сторону и бить по ней, выставляя напоказ, высмеивая, а себя подогревая видом гада, чтобы уж врезать так врезать!

Компромисс, сказал Дмитрий, звучит красиво. На самом деле это эвфемизм...

Что-что?

Запиши, посоветовал Дмитрий. Тоже красиво звучит, да? За такими словами хорошо прятать, как за высоким забором, кучи смердящего дерьма... Компромисс это вежливое название трусости. А не признающие компромиссов люди, увы, чаще всего террористы. Один из наших ребят, Откин, хороший парень, хоть и больно хитрый, как-то сказал, что на компромиссы надо идти всегда... кроме тех случаев, когда на компромиссы идти нельзя. Но к сожалению, абсолютное большинство людей заранее готово идти на компромиссы во всем. Тем более, что есть оправдание, есть база «мировое общественное мнение»! И простой средний человек, говоря о необходимости идти на компромиссы, обычно прячет за этим собственную трусость, боязнь столкновения, проверки на прочность крепости идеи, которую исповедует. Но себя надо уважать или хотя бы делать вид... чтобы дети уважали!.. потому под оправдание собственной трусости какую только базу не подтаскивают! А бескомпромиссных или менее компромиссных объявляем тупыми и негибкими. Вспомним: порицая других, тем самым косвенно хвалим себя!

Филипп кивал, медленно и уже без отвращения цедил молоко. Проронил скрипучим голосом:

Люди компромиссов хорошая добыча для тех, кто на компромиссы не идет. Когда сталкиваются двое, один трусливо отступает, второй занимает его место... но дальше до какой-то поры не наступает, это и зовется изящным словом «компромисс»... Эх, Дима! Россия что-то зачастила идти на компромиссы. И всё отступала, отступала, отступала...

Отступала, согласился Дмитрий. Сейчас пробуем остановиться. Надо попытаться выдержать натиск.

Как?

Иногда, сказал Дмитрий осторожно, чтобы остановить... надо пользоваться встречными ударами.

Глава 11

Чтобы вывести его на улицу, пришлось едва не взрывать дом. Филипп побелел, лоб его покрылся испариной, а на щеках проступила смертельная бледность. Дмитрий всерьёз готов был обращаться к врачам, но Филипп как-то пересилил себя, голос дрожал и трепетал, как свеча на холодном ветру:

Не надо психиатров... Мне в самом деле нечего делать на улице. Но если у тебя такой каприз...

Каприз, подтвердил Дмитрий. Филипп, я завтра улетаю! Может быть, уже не вернусь... жизнь есть жизнь. Так что ты моим капризам хоть сегодня не перечь.

Улыбка была такой горькой, что Филипп заставил себя выйти с ним на лестничную площадку, а затем и войти в лифт.

На улице его тряхнуло, Дмитрий с острой жалостью поглядывал на сгорбившуюся фигуру друга, острые плечи, испуганный взгляд.

Филипп старался держаться ближе к стене зданий, словно боялся идти близко к кромке тротуара, Дмитрий крепко держал за локоть, поворачивал в стороны, говорил громко и уверенно.

Хмурые тучи двигались быстро, тёмные и лохматые. Когда миновали квартал, солнце выскользнуло в щель, вниз ударил узкий яркий луч, словно по земле шарили прожектором.

Оба как раз вышли на площадь. Острый, как меч, шпиль на мечети вспыхнул подобно фейерверку. Дмитрию казалось, что во все стороны брызжут огненные искры, а сам шпиль не уменьшается, а увеличивается в объеме, усиливает блеск, как за последний год ислам усилил блеск и мощь своего учения.

По-восточному светлая и изукрашенная яркими изразцами мечеть сразу привлекала взоры. Дмитрию стало досадно, что смотрят именно на мечеть, а не идут любоваться собором Василия Блаженного или Кремлём. К тому же недавно закончили окончательную отделку нелепого безобразия храма Христа Спасителя... нет, надо признаться честно, мечеть в самом деле красивее. Понятно, её строили не лапотные строители, что возводили Покровский собор, переназванный народом храмом Василия Блаженного, а дипломированные специалисты. Им кинули на лапу огромные бабки, при постройке мечети использовали новейшие технологии, но это все объяснение, которое на фиг простому народу. Простой народ просто смотрит на это светлое чудо и говорит в восторге: лепота...

Лепота, услышал он в сторонке восторженное. Это ж надо, какую красоту отгрохали...

На мечеть засмотрелся русоволосый мужик, явно из глубинки, только у них вот такие бесхитростные лица с обязательной лукавинкой в уголках глаз, обветренная кожа, даже если горожанин, лишь в Москве автобуса не ждут часами на морозе, независимая и одновременно настороженная поза.