Труба Иерихона

Он ощутил взгляд Филиппа, покосился в его сторону. Филипп подмигнул, как союзнику в неравной борьбе. Мужчина слабо улыбнулся, но Филиппу показалось, что он чуть расслабился и дальше слушал спутницу без растущего раздражения.

А мы, сказал Филипп, и есть страна.

Глава 12

В огромном кабинете Кречета чувствовался сухой жар, словно мы оказались перед горнилом открытой доменной печи. Во рту у меня стало сухо, а из горла вырывался горячий воздух.

Умом я понимал, что кондиционеры поддерживают ровную температуру, та не поднимается и не падает, но сейчас я словно на поверхности Меркурия перед огромным, на полнеба, диском огромного Солнца. А оно все поднимается и поднимается из-за горизонта, а я не смею взглянуть...

Да и другие елозят взглядами по столу, переглядываются, тихие, как мыши в подполье. Кречет предпочитает атмосферу шумную, когда за столом все жужжат и переговариваются, бумаги и папки летают с края стола на другой край, а все телеэкраны на стене работают, настроенные на основные каналы. Помню, Хемингуэй предпочитал писать не в кабинете, а в шумном кафе, а Цезарю лучше работалось, когда вокруг было полно спорящих сенаторов.

И хотя два из этих каналов показывают то, что было на самом деле, но Кречет в курсе всего, что передают на всю страну и прочий мир, не имевший счастья вовремя войти в состав России.

Он кивнул, предлагая мне продолжить. Я перевёл дыхание, даже мне нелегко сказать такое, ведь я волей случая всажен именно в эту эпоху, когда принято говорить именно так, а не иначе, и чтобы сказать правду, требуется сперва сломать в душе тюремную решётку.

Как? сказал я. Это дело специалистов. Но штатовцы сейчас расползлись по всему миру. Они все воюющая сторона. Даже так называемые мирные туристы. Они стреляют в нас своим образом жизни: сексуальными свободами, неприятием любых ограничений, свободой от нравственных оков, что нас всё ещё достает и от чего мы все в глубине своих подленьких душ хотели бы освободиться! Я считаю возможным снабжать оружием и прочими нужными средствами разные террористические группы... которые будут взрывать автобусы с американскими туристами, убивать одиночек. А где невозможно их убивать, пусть бросают камни, плюют, выкрикивают ругань. Словом, для начала надо загнать этих пропагандистов обратно на свою сторону земного шара.

Кречет оглядел всех, рыкнул:

Надеюсь, никого не надо предупреждать, что будет за утечку информации?.. Нет? Тогда продолжим.

Мне это очень не нравится, заявил Коломиец упрямо, всё-таки наша роль в тотальном истреблении граждан США станет известна. Пусть и без явных доказательств. Я, конечно, понимаю, что США постоянно нарушают все международные договоры... грубо даже нарушают! Нехорошо очень, нецивилизованно. Однако же...

Забайкалов по ту сторону стола взглянул на министра культуры с брезгливым удивлением:

Да что вы о нарушении договоров?.. Всерьез полагаете, что международные договора выполняют из чувства... ха-ха!.. порядочности? Или ещё чего-то такого же нематериального, не подкрепленного авианосцами и крылатыми ракетами?.. Договора, дорогой мой, заключают с теми, кого боятся. И выполняют все пункты до тех пор, пока боятся. А чего бояться сейчас нас, когда мы в такой... простите, Сруль Израилевич, дупе?

А я при чем? удивился Коган. Подумал, спросил подозрительно: На что вы всё-таки намёкиваете?

Это он вообще о финансах, пояснил благожелательно Краснохарев. Тоже подумал, брякнул: Деньги ведь не пахнут?

Кто-то хихикнул, разряжая обстановку. Я сказал настойчиво:

Тут Степан Бандерович засомневался, в самом ли деле великий Толстой призывал не брать французов в плен. Пусть прочтёт, всё-таки министр культуры!.. Там есть ещё одно важное рассуждение... Его в старых школах заучивали наизусть, потом стыдливо из программ выбросили. Это там, где Толстой обосновывает правоту тех, кто отбрасывает все «цивилизованные нормы» ведения войны, чтобы нанести противнику наибольший урон! Помните, о двух фехтовальщиках? Когда русский фехтовальщик увидел, что француз превосходит его, то отбросил изящную шпагу, схватил огромную дубину и стал дубасить француза так, что превратил его в кусок кровавого мяса! Это оправдано как Толстым, так и всем мировым сообществом, которое возвело Толстого на вершину. Ещё непонятно?..

Коган пробормотал, но услышали все:

Что уж непонятного. Когда самому даже вышептать страшно, прячемся за спины классиков...