Комбатант

— Ну, я не знаю, имеет ли смысл сейчас…

— Имеет, — мягко, но настойчиво сказал Бестужев. — Иначе вы не поймёте, куда я клоню… Так вот. В рассказе этом действие происходит во время междоусобной войны в Северо-Американских Штатах. Солдаты одной из сторон, захватившие шпиона, решили его повесить на перилах моста. Надели петлю на шею, столкнули с моста над рекой… да вот ведь как обернулось — верёвка возьми и оборвись! Несостоявшийся висельник падает в воду, сохранив ясность мысли и жажду жизни, стремится спастись — плывёт по стремнине, осыпаемый градом пуль, каждый миг ожидая смерти. Однако стрелки промахнулись, погоня отстала, и он, долго борясь с бурным течением, всё же ухитряется выплыть на берег. Долго, не одну версту, пробирается по чащобе и наконец, вот счастье, выходит к своему родному дому, располагавшемуся в тех же местах. Слёзы наворачиваются у него на глаза при виде фамильного гнездышка, он готовится вознести Господу молитву за спасение… и тут в ослепительной вспышке всё для него кончается, мир гаснет, бедняга проваливается в смертное небытие… Ничего этого в действительности не было, понимаете? Ни оборвавшейся верёвки, ни бегства под пулями, ни долгих блужданий по лесам, ни родного дома… Все эти события, в реальности отнявшие бы не один час, на деле разыгрались лишь в его воображении за те считанные секунды, пока он падал с моста, и петля ещё не затянулась, не удушила…

— Вздор какой-то… — промолвил Бахметов чуточку настороженно.

Учуяв эту настороженность, Бестужев ухмыльнулся про себя. И уверенно продолжал:

— Я, конечно, не учёный-физиолог, да и ваши научные интересы от физиологии далеки, но это не мешает делу… Вы ведь наслышаны, наверное, что бывали случаи, когда перед глазами тонущего или сорвавшегося со скалы человека проходила вся его жизнь — долгими, обстоятельными, подробными картинами, словно на экране синематографа текла вся жизнь… Конечно, те, кто захлебнулся или разбился, ничего уже не могли рассказать, но многим удавалось спастись, и они потом как раз об этом и говорили…

— Да, я слышал подобное.

— Вот видите. Согласитесь, с научной точки зрения можно считать установленным, что человеческое сознание способно на странные вещи. Наподобие той, о которой говорилось в американском рассказе. — Бестужев сделал точно рассчитанную паузу и продолжал тихо, доверительно: — Представьте, что ничего этого нет, — Он обвёл рукой внутренность роскошного купе. — И меня, кстати, тоже нет. Вы не живёте сейчас, Никифор Иванович. Вы агонизируете. Вы стали жертвой железнодорожной катастрофы или очередной эсеровской бомбы, утонули при купанье… да просто, поскользнувшись на мокрой брусчатке, ударились затылком… Одним словом, для вас на этом свете тикают последние секунды. Вы лежите на больничной койке… либо просто на улице, жизнь уходит, сознание бесповоротно тускнеет… и в этот смертный миг ваше сознание вытворяет прелюбопытнейшие вещи. Вам просто-напросто мерещится за считанные секунды, что вы живёте полной жизнью — недели, месяцы, годы… Что вы ведёте научную и преподавательскую деятельность, выпиваете с коллегами и спорите с ними о судьбах России, проводите ночи с очаровательными женщинами, обедаете у «Яра»… наконец, вам мнится, что вам поручена ответственная миссия по розыску аппарата Штепанека, что вы пьете неплохой коньяк с жандармским ротмистром и ведёте с ним умные беседы… А ничего этого нет. Вообще. Ничего нет. Есть только ваше угасающее сознание, в краткие секунды превращающее мгновения в целые годы насыщенной жизни. Но неожиданно сверкнёт ослепительная вспышка, сомкнётся мрак, и вы провалитесь в небытие… А вместе с вами, соответственно, всё созданное вашим воображением — этот экспресс, купе, коньяк, да и я… Сон вот-вот оборвётся…

Он замолчал, внимательно глядя на собеседника. Бахметов уже давно не улыбался — сидел серьёзный, притихший, лицо его заметно осунулось.

— Что вы такое несете… — буркнул он.

Бестужев с радостью увидел в его глазах искорку страха. И спросил без улыбки:

— Вы полагаете, что деятельность нашего мозга изучена целиком и полностью, и в этой области нет больше тайн? По-моему, всё обстоит совершенно иначе. Что, если всё это — иллюзия? В том числе и ощущения — твёрдости столика, вкуса коньяка, запаха наших папирос…

— Вздор…

— А разве у вас есть возможность это проверить? — вкрадчиво спросил Бестужев. — Нет никакой возможности. Вы же учёный, вот и скажите мне, с помощью какого эксперимента можно со всей надёжностью определить, живёте вы сейчас реальной жизнью, или всё окружающее — иллюзия угасающего сознания? Подумайте над моими словами, попытайтесь меня опровергнуть…