Ликвидатор

Мой приказ он понял буквально и рванул с места так, что задымились шины.

– Не сшиби кого-нибудь, – посоветовал я, оглядываясь назад – нет ли погони.

Мы остановились на окраине города. Я задумчиво поглядывал на едва живого от страха водителя и размышлял.

Попов, ах, Попов… Скотина… Наверное, после моего ухода он связался с Москвой и получил приказ… А может, и не со своим ведомством?

Вопросы, вопросы… Кто я?

– Передашь Попову, что я его навещу. Пусть готовится, чтобы нашлось что ответить на мои вопросы.

– Вы… вы меня не убьете?

– В следующий раз, – "обнадежил" я водителя. – Мой тебе совет – держись подальше от дел, в которых ничего не смыслишь. А лучше всего – немедленно возвращайся домой. Например, скажись больным. Хоть ты и мразь, но у тебя, наверное, есть жена и дети.

– Д-да… дети… – А теперь усни на часок, пока я не определюсь – что и как…

С этими словами я нанес три легких удара – один в голову, два других в грудь в определенной последовательности – и водитель сполз на сиденье, глупо улыбаясь и похрапывая, будто и впрямь его сморил глубокий здоровый сон.

Волкодав

Ах, как хорошо чувствовать себя свободным человеком, когда никакая падаль не целится в тебя со "шмайссера", никто не пытается сломать шею или отравить бокал с вином, а начальство так далеко, что временами кажется, будто его и вовсе нет!

"Ой ты, палуба, палуба, ты меня раскачай. И печаль мою, палуба…"

Я стоял на носу теплохода и пел так самозабвенно, будто выпил по меньшей мере литр водки. В душе царила благостная пустота, голова осветлилась до прозрачности, а в тело вступила необычайная легкость.

Мне даже стало казаться, что вот-вот дунет еще один порыв морского ветра, посильнее, чем прежние, и я, как пушинка, сначала закружу над палубными надстройками, а затем взлечу в безоблачную высь и, подгоняемый лучами неяркого осеннего солнца, умчусь к желанным берегам, где наконец разродится эта трижды проклятая операция "Брут", – нетерпение прямо раздирало меня на части.

И это было единственное облачко на моем небосводе с тех пор, как мы с Мухой по подложным паспортам сели на комфортабельную посудину, отправляющуюся в круиз вокруг Европы.

– Клево, а? – Муха с бутылкой пива в руках лучился от счастья – судно уже давно вышло в нейтральные воды, и теперь ему сам черт был не брат. – Эх, Гренадер, заживем здесь… Вонючие пересылки, зоны, братва немытая… гори оно все белым пламенем! Свобода!

– А что будем делать, когда денежки закончатся?

– Не переживай, это моя забота.

– Так-то оно так…

– Ты мне не веришь? У меня в Греции есть дружок, у него бабок валом. Сашок мне многим обязан, так что не дрейфь, он нам найдет места потеплей да кусманчик пожирней, хе-хе-хе… – рассмеялся пахан.

Сашок! Александр Толоконник! Есть!

Я поддержал Муху, заржав так, что чайки, кружившие очень низко, над самой головой, с испугу взмыли ввысь, а пахан едва не уронил от удивления полупустую бутылку.

– Ты что, Гренадер, от счастья рехнулся?

– Плевать на счастье! Главное – подальше от зоны. А деньгу как-нибудь зашибем.

– Эт точно, – успокоился Муха, сам на взводе от удачного перехода границы.

Как же, перешел бы он, не будь Акулы, который сейчас бродил вокруг нас кругами, просеивая взглядом всех подозрительных, с его точки зрения, личностей…

Муха надрался до поросячьего визга, и я оставил его в каюте досматривать остатки видений, навеянных танцовщицами, развлекавшими туристов стыдливым стриптизом, где фигурировали в основном поамерикански мускулистые ноги, а все, что выше – наше, родное, самое существенное, – было прикрыто сверкающими от мишуры лоскутками.

В натуре – за что деньги такие платим?!

Именно так и выразился Акула, когда мы "случайно" встретились и "познакомились" в баре теплохода.

– Ну, бля, и дерут! – возмущался мой связник и руководитель группы прикрытия – назначенный по моей просьбе Кончаком буквально за сутки до отхода судна. – Мало того, что там смотреть не на что, так к ним еще и не протолпишься. Гля, сколько гавриков в очередь стало. Может, надавать им по мордам? Пусть не думают эти затраханные крали, будто все то, что блестит – золото.

– Это ты можешь. И не более. Твоей рожей только младенцев пугать.

– От такого слышу, – отпарировал ничуть не обиженный Акулькин. – А вообще – позвольте доложить обстановку, шеф.

– Валяй.

– Все о'кей.