Золотая шпага

И вдруг девушка остановилась. Подружка потянула ее за рукав, но девушка замерла на месте. Отчаянно покраснев, она смотрела на Александра. Он почувствовал, что впервые язык не повинуется ему. Господи, неужто это Оля? Последний раз он видел ее в Германии, тогда это был бутон розы…

И тут его взгляд задержался на золотом медальоне, что украшал ее прекрасную шею. Он видел их много, но ни один не был похож на тот, который он взял на корабле-призраке. Этот, подлинное произведение искусства, созданное великим мастером в минуты взлета его гения, сразу приковывал взор необычной красотой.

Наконец девушка тихо произнесла:

– Здравствуйте, Александр Дмитриевич… Я вижу, если вы не узнали меня, то все же признали свой медальон, что подарили мне…

Ее нежный музыкальный голос пробил все его доспехи, кольчугу, даже толстую кожу и проник прямо в каменное сердце. Там дрогнуло, отозвалось сладкой болью, казалось, давно забытой.

Подружка дернула девушку за рукав, сказав с возмущением:

– Оля, это неприлично. Пойдем!

Женщины остановились в стороне, смотрели на молодого генерала осуждающе. Но не вмешивались, разговор происходил на их глазах.

Александр не мог отвести от нее глаз. Бутон расцвел удивительным цветком. Оля взяла лучшее от матери, отца, добавила крупицы от деда, от нее веяло не только чистотой и свежестью, но в серых глазах светились ум и сила, редко свойственная женщинам. Она была выше подружки на полголовы, у нее была высокая грудь, вместо пояса ей подошел бы браслет с его руки, а простое платье не могло скрыть ее сильного тела, длинных ног. От нее веяло чистотой и здоровьем.

– Александр Дмитриевич, – заговорила она медленно, и снова от звуков ее музыкального голоса у него дрогнуло сердце, – у нас в семье хранятся газеты с вашими портретами. Даже английские, итальянские и французские. Мама… ну ладно, я их давно собираю… Я решила заговорить с вами первой, хоть это и противно этикету, но ведь другого случая может и не представиться. Вы не бываете на балах, а я – в сражениях…

Он наклонил голову:

– Я помню одного хитрого пронырливого поросенка, что ухитрялся не раз оказываться в разгаре сражения. А однажды он принес мне даже обед…

Она улыбнулась, ее лучистые глаза засияли как звезды:

– О, вы помните! Но тогда я уже не была поросенком. Так, маленькой свинюшкой. Разве что раньше, когда вы спасли нас из рук турок… или даже еще раньше, когда вырвали из лап разбойников…

Он удивился:

– Неужели и это помните?

– Я помню, Александр Дмитриевич, – сказала она тихо, глядя ему прямо в глаза. – Я помню свое детское обещание… которое… Господи, что я говорю!.. которое я мечтаю сдержать…

Ее нежное лицо залил жаркий румянец. Подружка непонимающе смотрела то на нее, то на статного молодого офицера с генеральскими знаками отличия. Женщины хранили каменное молчание. Они выполняли свою работу, не оставляли юных женщин с мужчинами наедине, но и только.

– Оля, – сказал он внезапно охрипшим голосом, – вы были совсем ребенком.

– Александр Дмитриевич, – она чуть справилась со смущением, но румянец залил уже и нежную шею, перетекал в глубокий вырез на платье, – а разве вы не помните, что вы тоже что-то обещали?..

Он видел, с каким трудом она свернула разговор к шутке, но все же именно к той шутке, которая не уводила ее от прежней линии.

– Гм… Припоминаю, я видел вас с голой попкой… Даже держал вас в руках. Вы были очаровательным ребенком…

– Это не важно, какой я была, – прервала она, в ее серых глазах блистали веселые искры, но там было и нечто еще, более настойчивое и тревожащее. – Вы держали меня в руках, совершенно обнаженную! И тогда, будучи благородным человеком, вы пообещали на мне жениться, раз уж застали меня в таком компрометирующем виде!.. А теперь, похоже, вы пытаетесь отказаться от своего слова?

Подружка весело рассмеялась, заулыбались даже пожилые женщины. Вот оно что! Ольга Грессер просто повстречала старого знакомого, даже старого друга семьи, судя по разговору, и теперь просто шутит, острит, дурачится, что естественно в такой теплый день, под синим безоблачным небом, в трех шагах от морских волн, что с ласковым ропотом накатывают на берег.

Александр натянуто улыбался. Почему-то веселый и непринужденный разговор не получался. Как и у нее, теперь она жутко краснела, с большим усилием заставляла себя смотреть ему в глаза. Это уже был не ребенок, с которым он мог говорить хоть строго, хоть насмешливо.