111  

— Мудро, — согласился Олег. Он посмотрел на Барвинок со злорадством в глазах. — Что, получила?

Барвинок фыркнула, но промолчала. В таких случаях спорить — себя ронять, будет не спор, а перебранка, мухам понятно, одержит верх тот, кто наглее и больше привык к скандалам.

После долгой паузы, пока ели молча, буркнула сердито:

— А тебе все равно, что ешь?

— Избыток пищи, — заметил волхв, — мешает тонкости ума.

Она так ахнула, что выронила ложку в суп.

— Тонкость?.. Ума?.. У тебя?

— Ну да, — ответил он с самым скромным видом, — хоть я и мудр, а это выше умности, но тонкость… ага… а как же?.. А вот тебе можно не капризничать, ты и так полна кашей…

— Кашей?

— Ну да, — объяснил он тяжеловесно. — У тебя каша в голове.

— Дурак!

— Все мудрецы кажутся простому человеку дураками, — сказал он невозмутимо. — Ты ешь, ешь, а то вон какая худая.

— А ты любишь толстых?

Он подумал, лицо стало серьезным, тоже мне мудрец, самая тема для мудрецов поразмыслить и посмаковать, ответил с сомнением:

— Не знаю. Мне кажется, я не слишком разборчив в такой ерунде.

Она стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:

— Ешь молча, пока я тебя не прибила.

Харчевня постепенно заполняется народом, приходили группами, явно мастеровые целыми артелями, за одним столом собралась целая орава, там один возбужденно рассказывает нечто, остальные лишь изредка прерывают восторженными вздохами и восклицаниями.

Олег прислушался, ага, тот же рассказ, который уже слышал несколько раз про некоего Шмендру, который пошел в лес собирать хворост, а в это время высоко в небе пролетал бог богатства Улаплек. У него прохудился мешок, золотые монеты, слитки и драгоценные камни посыпались в прореху. Шмендра увидел, как они падают впереди на землю, начал подбирать, а они все падали и падали, постепенно устилая собой целую дорожку.

Он торопливо собирал, но вскоре заполнил сумку, карманы и даже голенища сапог. Пришлось отыскать небольшую нору, сбрасывать все туда, но и ее вскоре заполнил полностью, после чего прятал найденное под ворохом травы. Наконец дорожка из золотых монет привела к морю и ушла под воду. Шмендра собрал все, даже заходил по колено в воду, а когда вернулся в село, он уже знал, что скоро переселится в город, купит самый роскошный дом, наймет много слуг…

У этой истории, как помнил Олег, продолжения различались, рассказчики сочиняли каждый свое, сообразуясь с тем, что каждый считал полным счастьем: один — множество молодых и покладистых служанок, другой — власть и могущество, третий — песни и танцы лучших актеров в его дворе, но все истории пользовались бешеным успехом, потому что всякий слушающий представлял, что он бы сделал с неожиданно выпавшим на его долю богатством, а такие мечты всегда сладостнее прочих.

Барвинок тоже прислушивалась, даже шею вытягивала, как утенок, стараясь понять, что же такого услышал волхв, что саркастически усмехнулся, но нахмурился и жует мясо без всякой охоты.

Дверь распахнулась, в проеме появился коренастый мужчина, широкий в плечах и с коротким мечом на поясе. За ним маячат еще двое, но он не шагнул сразу, а дал полюбоваться собой, там на высоте выглядит внушительнее, знает, лишь потому неспешно сошел по ступенькам в зал.

Барвинок напряглась, все неприятности обычно ведут к ним, и не ошиблась, троица направилась к ним. Старший еще от двери сверлил Олега взглядом, а когда остановились у стола, он взялся за спинку стула, явно намереваясь сесть.

Олег придержал ногой за ножку стула и сказал мирно:

— Мы никого не приглашаем.

Мужчина бросил взгляд на Барвинок, на крупном лице проступила и начала шириться ухмылка.

— А если мы хотим поговорить?

— Говорите оттуда, — предложил Олег.

Мужчина продолжал ухмыляться, снова бросил взгляд на Барвинок, она постаралась съежиться и стать незаметной, мужчины всегда ведут себя в присутствии женщин намного задиристее.

— А если все-таки сядем?

— То больше не встанете, — пояснил Олег почти ласково. — Впрочем, я предупредил. А у человека всегда есть выбор, правда?

Мужчина поколебался, на Барвинок старался больше не смотреть, на лице жгучий стыд, наконец убрал руку от стула и даже чуть отступил, но теперь в глазах полыхнула лютая ненависть опозоренного перед женщиной сильного мужчины.

— В нашем городе не любят чужаков, — сказал он с угрозой.

  111  
×
×