Алмазная колесница

– Входи скорей! – позвал низкий хрипловатый голос. – Здесь так чудесно! Смотри, я распахнула окно, за ним пруд и луна. Разбойник Цурумаки знает толк в красоте.

Но Эраст Петрович не тронулся с места.

– Что же ты? – она шагнула ему навстречу. – Иди!

Пальцы потянулись к его лицу, но были перехвачены твердой, затянутой в перчатку рукой.

Теперь ему было видно ее лицо – невыносимо прекрасное, даже теперь, когда он уже все знал.

Нет, не все.

И Фандорин задал вопрос, ради которого пришел.

– Зачем? – спросил он требовательно и строго. – Что вам от меня нужно?

Конечно, истинный профессионал поступил бы не так. Прикинулся бы, что ни о чем не догадывается, что остается в роли болвана и простачка, а сам исподволь выведал бы, в чем состоит тайный замысел этой новоявленной Цирцеи, превращающей мужчин в свиней. Заодно и расплатился бы с нею той же монетой.

Эраст Петрович считал себя неплохим профессионалом, но притворяться перед притворщицей было противно, да и вряд ли получилось бы – непослушное сердце все же билось сильней нужного.

– Я не так богат и уж тем более не так влиятелен, как ваш п-покровитель. Никакими важными секретами не владею. Скажите, зачем я вам понадобился?

О-Юми выслушала его молча, не пытаясь высвободиться. Он стоял на деревянном полу, она на татами, поэтому их лица были почти вровень, разделенные всего несколькими дюймами, но Фандорин подумал, что ему никогда не понять выражения этих удлиненных, влажно поблескивающих глаз.

– Кто ж знает ответ на этот вопрос? – тихо сказала она. – Зачем ты понадобился мне, а я тебе. Просто чувствуешь, что иначе не может быть, и все прочее не имеет значения.

Не столько от слов, сколько от тона, каким они были произнесены, пальцы Фандорина утратили цепкость. О-Юми протянула освобожденную руку к его лицу, легонько коснулась щеки.

– Не нужно ни о чем спрашивать… И не пытайся понять – все равно не получится. Слушайся своего сердца, оно не обманет…

«Обманет! Еще как обманет!» – хотел воскликнуть титулярный советник, но по неосторожности встретился с О-Юми взглядом и уже не мог отвести глаз.

– Это по твоей науке так положено? – срывающимся голосом проговорил Фандорин, когда ее рука опустилась ниже, скользнула ему за ворот и нежно провела по шее.

– Какая еще наука? Что ты такое говоришь?

Голос стал еще ниже, приглушенней. Казалось, она не вслушивается в смысл его речей, да и сама плохо понимает, что говорит.

– Дзедзюцу! – выкрикнул тогда ненавистное слово Эраст Петрович. – Я все знаю! Ты притворяешься влюбленной, а сама применяешь дзедзюцу!

Ну вот, обвинение было произнесено, теперь она изменится в лице, чары рассеются!

– Что молчишь? Ведь п-правда?

Поразительно, но она нисколько не выглядела смущенной.

– Что правда? – пробормотала О-Юми все тем же полусонным голосом, не переставая поглаживать его кожу. – Нет, неправда – я не притворяюсь… Да, правда – я люблю тебя по законам дзедзюцу.

Вице-консул отшатнулся.

– Ага! Ты созналась!

– Что же в этом плохого? Разве я беру с тебя деньги или подарки? Разве мне от тебя что-нибудь нужно? Я люблю так, как умею. Люблю, как меня учили. И можешь поверить, что учили меня хорошо. Дзедзюцу – лучшая из наук любви. Я знаю, потому что изучала и индийскую школу, и китайскую. Про европейскую и говорить нечего – варварство и нелепость. Но даже китайцы с индийцами мало что понимают в любви, они слишком много внимания уделяют плоти…

Она говорила, а ее быстрые, легкие пальцы делали свое дело – расстегивали, гладили, иногда впивались в тело околдованного титулярного советника ноготками.

– Снова дзедзюцу, да? – пролепетал он, уже почти не сопротивляясь. – Как это у вас называется, когда жертва взбунтовалась и нужно снова привести ее в покорность? Что-нибудь живописное – «Сливовый дождь», «Тигр на задних лапах»?

О-Юми тихонько рассмеялась.

– Нет, это называется «Огонь огнем». Сильное пламя лучше всего тушить встречным пожаром. Вот увидишь, тебе понравится.

Уж в чем-чем, а в этом Эраст Петрович не сомневался.

Долгое время спустя, уже после того, как оба пожара слились и поглотили друг друга, они лежали на террасе и смотрели на переливчатую поверхность пруда. Беседа то возникала, то снова прерывалась, потому что говорить и молчать было одинаково хорошо.

– Я забыл спросить у Дона одно, – сказал Эраст Петрович, зажигая сигару. – Чем заканчивается курс дзедзюцу? В Европе – тем, что влюбленные живут долго и счастливо, а умирают в один день. У вас, наверное, не так?