170  

Асагава немного поклевал носом и – вот стальные нервы! – вскоре уснул глубоким, сладким сном, даже губами причмокивал. Фандорину же спать не хотелось. Можно было подумать, его организм решил вовсе отказаться от этого тривиального времяпрепровождения. Но что-то подсказывало титулярному советнику: бессонницы больше не будет.

Лекарство, которое излечит больного от мучительного недуга, называлось «Булкокс». Не то чтоб Эраст Петрович думал сейчас о пытке бессонных ночей, он размышлял совсем о другом, но в то же время некий закулисный голос нашептывал измотанному телу: «Скоро, скоро отдохнешь».

Рассудок титулярного советника существовал вне зависимости от каких-то там голосов и был занят очень важным делом – Выстраиванием Логической Цепочки.

Цепочка образовывалась стройнее не бывает.

Итак, во главе заговора, жертвой которого пал японский Наполеон, стоит достопочтенный Алджернон Булкокс, агент правительства ее величества императрицы Индийской и королевы Британской Виктории.

Мотивации интриги очевидны.

Избавиться от правителя, стремившегося сохранить баланс между двумя великими державами, которые жаждут прибрать к рукам Тихий океан, – Англией и Россией. Это раз.

Привести к власти экспансионистскую партию, которая будет нуждаться в мощном флоте. Кто поможет в этом грядущим завоевателям Кореи? Разумеется, владычица морей Британия. Это два.

Булкокс может рассчитывать на великую награду. Еще бы! В результате проведенной им операции Япония, а вслед за нею и весь Дальний Восток, попадают в зону британского влияния. Это три.

С человеческой точки зрения тоже выходило, что Булкокс вполне способен на столь грязное, циничное предприятие.

Занимается шпионажем и не слишком это скрывает. Это раз.

По словам О-Юми (а кому знать этого мерзавца, как не ей, кольнул себя в самое сердце Фандорин), способен на любую гнусность, даже может подослать убийц к счастливому сопернику или расправиться с женщиной, которая его бросила. Это два.

Конечно, маловероятно, что заговор против Окубо он организовал с одобрения Сент-Джеймсского двора, но ведь это по натуре авантюрист, честолюбец, который употребит любые средства, лишь бы достичь успеха. Это три.

Теперь четыре. Князь Онокодзи говорил, что у заговорщиков много денег. А, собственно, откуда у нищих сацумских самураев деньги? Разве способны они были бы так щедро наградить Сугу за проявленную ловкость? А в распоряжении агента британской короны поистине неисчерпаемые фонды. Должно быть, достопочтенный внутренне усмехался, слушая, как великосветский сплетник сообщает ему о подаренной усадьбе. Сам Булкокс ее наверняка и выкупил, а потом «проиграл» Суге в карты. Или не сам, а через посредников, какая разница!

Ход дедукции невольно прервал Асагава, блаженно всхрапнувший во сне. Почивает на лаврах, почти в буквальном смысле, подумал Фандорин. Злодейство наказано, справедливость восторжествовала, гармония восстановлена. А соображения большой политики сон славного инспектора не тревожат. Как и кошмар, случившийся два часа назад в полицейском управлении. Должно быть, там уже начался переполох. Или вот-вот начнется.

Уборщик или ретивый секретарь, который явится раньше присутственного времени разобрать какие-нибудь бумажки, заглянет в начальственный кабинет и увидит картину, от которой бедняге сделается дурно…

Когда интендант выдал Булкокса, инспектор прошипел пленнику что-то по-японски. Поиграв желваками, объяснил Фандорину свое возмущение:

– Он еще больший негодяй, чем я думал. Фанатики из Сацумы хоть верили, что действуют во имя Родины, а этот знал, что они – пешки в игре, затеянной иностранцем!

Суга замычал.

– Теперь можно вынуть хами, – сказал Эраст Петрович, еще не оправившийся от потрясения – все не мог взять в толк, как эта версия не возникла у него раньше.

Освободившись от мундштука, генерал сплюнул и хрипло бросил Асагаве:

– А сам-то ты не пешка в руках иностранца? – Но опомнился, вспомнив, что всецело зависит от инспектора, и сменил тон. – Я сдержал слово. Теперь ваша очередь. Дайте мне кинжал.

– Нет у меня кинжала, – покривился Асагава. – Да и был бы, не дал. Чтобы ты пачкал своей грязной кровью благородную сталь? Помнишь, как ты заставил Горбуна отгрызть язык? Теперь твой черед. Зубы у тебя острые, давай – если мужества хватит. А я с удовольствием погляжу.

Глаза интенданта ненавидяще сузились, блеснули огнем.

  170  
×
×