Алмазная колесница

Постыдную несдержанность, проявленную Фандориным, можно было объяснить разве что досадой на самого себя – Эраст Петрович уже начинал догадываться, что из его плана ничего не выйдет. Достаточно было посмотреть на Цурумаки, тот не скрывал торжествующей ухмылки. Догадался о «плане»? И теперь, конечно, уверен, что переиграл русского.

Но оставалась еще одна надежда – рассказать все Булкоксу, когда они встанут лицом к лицу.

Вице-консул, не глядя, вытянул одну из шпаг за обтянутую кожей рукоятку.

Сбросил наземь плащ, остался в одной рубашке.

Майор обнажил саблю.

– Займите позицию. Соедините клинки. Начинать по моему удару. Согласно условиям, бой продолжается до тех пор, пока один из противников способен держать оружие. Go!

Он звонко стукнул саблей по скрещенным шпагам и отскочил в сторону.

– Я должен вам что-то сообщить, – быстро и негромко, чтобы не вмешались секунданты, начал Фандорин.

– Ха! – выдохнул вместо ответа достопочтенный и обрушил на противника целый каскад яростных ударов.

Едва успевая прикрываться, вице-консул был вынужден отступить.

Сверху донеслись возгласы, шум аплодисментов, женский голос крикнул «Браво!»

– Да постойте вы, черт подери! Успеем еще подраться! Мы с вами стали жертвой политической интриги…

– Убью! Убью! Только не сразу. Сначала оскоплю, как барана, – прохрипел Булкокс и, скользнув клинком по шпаге Фандорина, сделал выпад, целя прямо в пах.

Эраст Петрович увернулся чудом, упал, вскочил на ноги, снова занял оборонительную позицию.

– Вы, идиот! – прошипел он. – Речь идет о чести Британии!

Но посмотрел в налитые кровью глаза достопочтенного и вдруг понял, что тот попросту не слышит, что ему сейчас нет дела ни до чести Британии, ни до вопросов государственного значения. Какой Окубо, какие интриги? Это был древний, как мир, бой самцов из-за самки, бой, важней и беспощадней которого нет ничего на свете. Умный Дон понимал это с самого начала. Знал, что нет силы, способной утихомирить жажду крови, одолевающую брошенного любовника.

И титулярному советнику стало страшно.

По тому, как Булкокс нападал, как уверенно отражал неуклюжие контрвыпады бывшего чемпиона Губернской гимназии, было совершенно ясно, что исход дуэли предрешен. Англичанин мог убить противника уже много раз, мешало только одно: он твердо вознамерился осуществить свою угрозу и нацеливал все свои атаки исключительно в область фандоринских чресел. Это отчасти облегчало задачу более слабого противника – ему достаточно было сосредоточиться на защите одной части тела, но сопротивление не могло продолжаться долго. Непривычная к фехтованию кисть онемела, парировать удары становилось все трудней.

Неоднократно Эраст Петрович, не удержавшись на ногах, падал, и Булкокс ждал, пока он поднимется. Дважды пришлось отбивать пропущенный выпад голой левой рукой, а один раз острие пробороздило-таки бедро – Фандорин еле-еле вывернулся.

Рубаха была черной от грязи и зеленой от травяного сока; на рукаве расплывались алые пятна, по ноге тоже стекала кровь.

От безнадежности у титулярного советника возникла отрадная мысль – раз уж все пропало, не подбежать ли к Дону, не пропороть ли ему напоследок толстое брюхо?

Попытки вразумить Булкокса вице-консул давно оставил – берег дыхание. Смотрел только в одну точку, на стремительный клинок врага. Контратаковать не пытался, какой там. Лишь бы отбить сталь сталью, а не получится – рукой.

Чувствовалось, что англичанин по утрам не бегает кругами вокруг крикетной площадки, не растягивает эспандер и не поднимает тяжелых гирь. Несмотря на всю искушенность и ловкость, Булкокс начинал уставать. По его багровому лицу ручьем стекал пот, огненные кудри слиплись, движения делались все экономичней.

Вот он остановился, неаристократично вытер лоб рукавом. Процедил:

– Ладно, черт с тобой. Умри мужчиной.

За этим последовал бешеный натиск, загнавший Эраста Петровича в угол площадки, к самым кустам. Серия выпадов завершилась мощным рубящим ударом. Фандорин и на этот раз успел отскочить, но на том-то и строился расчет нападавшего: под каблуком вице-консула оказалась коряга, и он упал навзничь. Публика наверху заахала, увидев, что на сей раз достопочтенный уже не даст противнику подняться, – спектакль подошел к концу.

Булкокс придавил ногой правую руку Фандорина, занес клинок, чтобы пригвоздить русского к земле, – и вдруг будто задумался, даже, пожалуй, замечтался: глаза полуприкрылись веками, рот же, наоборот, наполовину открылся. С этим странным выражением лица достопочтенный секунду-другую покачался взад и вперед, а потом обмяк, рухнул прямо на задыхающегося Эраста Петровича.