Урожай ядовитых ягодок

– Я работаю в «Криминальном рассказе», нами получена информация об ужасных делах, которые проворачивает одна компания. Люди страхуют свои жизни, потом неожиданно умирают. И всех их незадолго перед смертью посетил В.К. Лазаренко.

– Ничего не знаю, – быстро ответил Савоськин, – лечили, как умели, но случается всякое, мы не боги.

– Может, вы заметили что подозрительное?

– Совершенно нет. Если вопросов больше не имеете, то…

– Хорошо, – я поднялась и подошла к двери, – все равно я узнаю правду, напишу статью и пойду в милицию. Но не обессудьте, если стану вас считать пособником убийц.

– Что вы несете? – взвился Савоськин.

– Прощайте.

– Нет уж, стойте.

– Зачем? Сами же сказали, что ничего не знаете.

– Сядьте, – устало сказал Игорь Анатольевич, – вашу Рамазанову я отлично помню. Не надо считать врачей бесчувственными монстрами, но, если пропускать все через себя, запросто с ума сойти можно. Поэтому я и стараюсь абстрагироваться. Катю мне жаль, молодая, красивая. Но пройдитесь сейчас по нашему отделению. Если двадцать лет тому назад тут лежали люди пенсионного возраста, то сейчас инсультник в тридцать совсем не редкость. Жизнь жестокая, тяжелая штука, бьет в основном по голове, и молодежь не выдерживает в первую очередь. Ничего странного в кончине Рамазановой нет, если учесть ее судьбу.

– А что в ней особенного?

Игорь Анатольевич подвигал бумажки на столе.

– Мы тут по графику сутками дежурим. Рамазанова только поступила в клинику, а я в ту ночь остался на посту. Где-то около трех пошел в туалет, слышу кто-то в холле возле телевизора плачет. Подхожу – Рамазанова. Ну сел рядом, давай успокаивать, а она вдруг принялась свою семейную историю рассказывать. Честно говоря, жаль мне ее стало, досталось девчонке.

– Можете припомнить, что Катя говорила?

– В общих чертах, без подробностей. Через год после рождения девочки умер ее отец, а мать сдала ребенка в интернат, она проводницей работала, неделями дома отсутствовала, так что вроде получалось, хотела, как лучше. Служба денежная, проводники отлично зарабатывали, оклад маленький, зато возможности большие: левые пассажиры, посылки… Не хотелось ей место терять, вот и избавилась от ребенка. Катя до восьмого класса дома только на летних каникулах бывала, да и то ее в деревню, к бабке, отправляли.

Когда девочка пошла в девятый, мать вновь выскочила замуж и родила еще одну дочь, Алену. Супружество продлилось недолго, через год после появления Алены последовал развод. Катя как раз закончила школу и поступила в педагогический. Мать ее перестала мотаться по стране, а начала бегать по людям, мыла полы, окна, гладила и стирала. Кате сразу стало понятно, что Аленочка любимая дочка, а она, старшая, так, не пришей кобыле хвост.

Жили бедно, но все самые сладкие кусочки доставались Алене. Оно и понятно, Аленочка была крошкой, но Катя постоянно вспоминала свое детство в интернате, и в душе поднималось отчаяние. Нет, ее мать так никогда не любила, не торопилась с работы, чтобы покормить ужином, не забирала каждый день домой, не покупала обновки. Катюша ходила в «государственном». Их группа была одета в добротные, жутковатого вида пальтишки из драповой ткани с цигейковыми воротничками. К ним полагались шапочки «под леопарда» и жесткие, словно железные, сапожки. Катя ни разу не носила одежду нужного размера. Интернатское начальство, стремясь сократить расходы, покупало сиротам вещи «на вырост», и носили они их до тех пор, пока шмотки не начинали трещать по швам. Байковые платьица, ситцевые халатики, колготки, спадавшие складками на щиколотки, кургузые болоньевые курточки и черные резиновые сапожки.

Аленочке же мать покупала красивые платьица, бегая по рынкам, выискивала хорошенькие лаковые туфельки. Даже еда в холодильнике была разной. Алене давали фрукты, дорогую рыбу, шоколадные конфеты. Катя с матерью питались в основном гречкой и геркулесом.

Но, когда Аленочке исполнилось три года, сразу стало ясно, что ребенок болен. Девочка бледнела, худела, постоянно плакала. Начались долгие хождения по врачам. Наконец вынесли диагноз, звучащий, как приговор, – лейкемия. Пытались лечить, но успеха не добились, Алене делалось хуже и хуже. Катя была доброй девушкой, тяжелое детство и отсутствие материнской ласки не озлобили ее, младшую сестру она любила и, естественно, очень переживала, когда узнала о болезни. Потом у Кати начались сильные головные боли, и она оказалась в пациентках у Савоськина.