Любимые забавы папы Карло

– Не знаю, я не имела матери.

– Да, конечно, а с Раисой?

Я вздрогнула.

– Мачеха живо схватила бы скалку и отходила меня до синяков. Но Кристина, слава богу, родилась уже в иной стране, она никого не боится и на самом деле не позволит себя унижать. Даже от любимого мужа ничего терпеть не станет, наподдает ему по башке и уйдет.

– Считаешь, это хорошо? – протянула Томуська. – И я не должна наказать ее?

– Думаю, нет. Во-первых, поздно, Кристя выросла и имеет твердое мнение по каждому вопросу. Во-вторых, она права, хоть я не одобряю ее выражансов и гнева. Лично я, послушав Кристину, сделала выводы и сейчас, немедля, спрячу ключи от тачки. Сама поеду завтра на своей машине по делам, а Олег потащится на метро.

– У него в подземке всегда кружится голова, – напомнила незлобивая Томочка.

Я хорошо знаю: мою лучшую подругу отливали в той же форме, что и мать Терезу, но почему-то сейчас ее интеллигентность и нескандальность стали меня злить.

– А я в метро кашляю, – сообщила я, – на то Олег и сильный пол, чтобы уступать слабому. Коли Куприну нехорошо под землей, пусть возьмет бомбиста.

– Мне просто не хочется, чтобы утром разгорелся скандал, – тихо сказала Томуся.

Я улыбнулась:

– Не волнуйся, все будет хорошо.

Утром я умчалась из дома полседьмого. Путь предстоял не ближний, и потом, я не люблю носиться по шоссе, словно угорелая, а до Звенигорода мне добираться долго. Не испытывая никаких угрызений совести, я схватила ключи от своей тачки. Олег еще спит. Он не увидит, как жена села в машину, а когда поймет, что ему предстоит воспользоваться общественным транспортом, я окажусь уже далеко, скандал Олегу устраивать будет некому.

В Гопакове я очутилась около десяти, высунулась из окошка и спросила у тетки, торговавшей газетами:

– Где тут у вас дом престарелых?

– Ехай по главной улице, – миролюбиво отозвалась баба, – до конца, от водокачки налево, и увидишь три дома, тама дурка, уроды и старики, просекла?

Я кивнула, конечно, понятно. На одном пятачке стоят психиатрическая лечебница, психоневрологический интернат и дом престарелых.

Ехать пришлось пять минут. Гопаково кончилось, на окраине высилась здоровенная круглая башня из темно-красного кирпича, левее, среди деревьев, ярко выделялись три здания, выкрашенные когда-то в невероятные цвета: сочно-бирюзовый, ядовито-розовый и лимонно-желтый. Краска облупилась, оконные рамы были разномастными, крыши, похоже, не перекрывались заново со времен царя Гороха, а латались, словно лоскутное одеяло.

Нужное мне здание оказалось самым крайним, выкрашенным в цвет взбесившейся канарейки. Я с трудом открыла огромную деревянную дверь, вошла в пустой, чисто вымытый холл и почувствовала, как сжалось сердце. Господи, сделай так, чтобы мне никогда не пришлось доживать век в подобном месте! Хотя тут довольно аккуратно, пол покрыт красно-белой плиткой, стены выкрашены темно-синей краской, лестница с широкими серыми ступенями покрыта вытертой ковровой дорожкой. Отчего же меня охватила тоска? Может, из-за запаха? В здании витал аромат хлорки, переваренной капусты и дешевой пудры. На секунду мне показалось, что это особые духи под названием «Нищета», а может, «Горе»…

– Вы к кому? – спросил тоненький голосок.

Я повернула голову и увидела старушку в темно-синем халате. Опершись на швабру, она глядела на меня блеклыми глазами.

– Мне нужна Марфа Ефимова.

– А вы ей кто? – бдительно поинтересовалась уборщица. – Родня? Внутрь только своих пускают.

– В общем, да, – быстро ответила я, думая, что сейчас бабуся разрешит мне пройти.

Но она вдруг строго сказала:

– Постой-ка тута, на тряпке. Пойду узнаю. Не ходи по вестибюлю, я помыла его.

Я покорно умостилась на куске застиранной мешковины и застыла в ожидании. Кряхтя и охая, старушонка пошла по лестнице вверх и исчезла. Время тянулось как резиновое, в здании стояла ужасающая, прямо-таки гробовая тишина, у меня заломило спину.

– Эй, – донеслось сверху.

Я задрала голову и увидела бабусю, перегнувшуюся через перила на втором этаже.

– Ты ей невестка? – спросила старушка и, не дожидаясь моего ответа, продолжила: – Марфа не хочет тебя видеть.

– Но…

– Уходи подобру-поздорову, – пригрозила уборщица, – я санитарок позову, мало не покажется.

– Я не невестка Ефимовой.

– А кто?

– Родня с другой стороны.

– С какой? – не успокаивалась бабка. – Говори живо, мне некогда лясы точить, полкорпуса не мыто.