Концерт для колобка с оркестром

Дождавшись, когда врач в очередной раз отъедет в город, Семен Паришков и Веня Козлов, прихватив канистру с бензином, перелезли через забор, приблизились к дому наглого доктора и собрались начать черное дело. Веня шагнул к двери и вдруг дико закричал.

Семен от неожиданности выронил канистру.

– Что? Что случилось?

– Нога, – выл Веня, – ой, как больно.

Семену стало еще хуже, когда он понял, что приятель попал правой ступней в капкан, хитро замаскированный в траве.

Кое-как Паришков дотащил несчастного домой, потом Вену отвезли в больницу. Лежа на носилках, Козлов громко пообещал:

– Ну, погоди, еще встретимся!

Через три дня в Пырловке заполыхали пожары. Пока пожарная команда на красной машине прибыла на место, от двух изб остались головешки. Семьи Козлова и Паришкова потеряли все.

С тех пор Федора начали бояться. Никто больше не лез в его отсутствие не то что в дом – во двор, не обращались к нему за помощью. Живет Федор совершенно один, чем занимается, никто не знает. Уезжает вроде утром на машине в Москву, возвращается ближе к ночи, а может, и нет его вовсе в деревне.

– Он не женат? – спросила я.

– Какая же баба его выдержит, – нахмурилась Лена, – злобный бирюк. Народ к нему за помощью побежал, и вон чего вышло.

Я усмехнулась. С одной стороны, Федора понять можно. Деревенские люди часто бывают излишне назойливы, им неохота тащиться в районную больницу, где придется сидеть часами в очереди и давать терапевту «барашка в бумажке», вот они и надумали решить проблему по-простому, по-соседски. А простота, как известно, хуже воровства. Одна наша общая знакомая, Маша Кривошеева, хирург по профессии, купила себе домик в селе. С самого начала Машута совершила ошибку, помогла какой-то бабке, вскрыла у нее гнойник на пальце. Теперь бедной Кривошеевой нет покоя ни днем ни ночью, к ней таскаются с любой болячкой: просят померить давление, посмотреть горло, взять аспирин. И если вы полагаете, что пейзане несут за консультацию свежий творог, жирное молоко и крупные, двухжелтковые яйца, то ошибаетесь.

Машка ничего не получает даром, все вышеперечисленные продукты она покупает, похоже, с переплатой. Селяне экономны, если не сказать жадноваты, им нравится иметь рядом врача, но платить ему или делать скидку на харчи никто не желает.

Федор оказался умнее и сразу повел себя правильно. В Пырловке его не любят, но, похоже, мужику плевать на общественное мнение. Ужасно, конечно, что он поставил капкан, а потом устроил пожар, но, с другой стороны, деревенские первые решили взять канистру с бензином и спички и полезли на чужой участок.

– Дочери он тоже не имеет? И любовницы? – не успокаивалась я.

– Вроде нет, – сказала Лена, – хотя никто про него ничего толком не знает.

– Вилка! – закричала Томочка. – Я нашла ее!

Смотри!

– Кого? – воскликнула я. – Милу?

– Какую Милу? – удивилась Тома. – Уборную, с унитазом. Иди скорей ко мне. Ей-богу, впервые подобное вижу!

Вспомнив далекое детство, я вылезла в окно и побежала на зов. Тамара стояла перед огромным, раскидистым кустом.

– И где туалет? – поинтересовалась я.

– Там, – подруга ткнула рукой в сторону буйно-зеленого кустарника. – Видишь?

– Нет.

– И я сразу не приметила.

С этими словами Томочка аккуратно отвела в сторону несколько веток, и я выпучила глаза. Внутри куст напоминал шатер. В детстве мачеха Раиса отправила меня на все летние месяцы к своей матери в деревню. Старуха не была мне родной бабкой, но богом данную внучку не обижала, кормила чем могла, изредка мыла в бане и била прутом, если я не хотела помогать ей по хозяйству. Но, несмотря на то, что несколько лет подряд меня отправляли к ней, я никогда не таскала воду из колодца и не делала тяжелой работы. Была просто слишком маленькой, в мои обязанности входило полоть грядки и подметать избу, но и то и другое у меня выходило плохо. А когда я повзрослела, бабка умерла. Сейчас я понимаю, что старуха была мудрой, доброй женщиной – она приютила фактически чужого ребенка. Бабка даже пела мне иногда народные песни, с плохо понятными ребенку словами, ну что-то типа: «Налетели басурманы, всех казаков посжигали». Просто оторопь брала от подобной «филармонии», поэтому в детстве я бабку недолюбливала и боялась. Понимание того, что она для меня сделала, пришло позднее.

Так вот, у сортира во дворе бабки рос точь-в-точь такой же куст, как здесь, и мы с девчонками оборудовали в нем дом. У нас там стоял колченогий табурет, прикрытый куском клеенки, и громоздились охапки сена. Даже в сильный дождь под кустом было сухо.