Концерт для колобка с оркестром

Девушка, ничего не сказав, юркнула внутрь квартиры. Очевидно, она не знала, что двери в хрущевках сделаны из прессованной бумаги и, если хочешь скрыть от любопытных цель визита, не следует кричать в прихожей. Не пожелав даже улыбнуться соседке, девица захлопнула дверь и крикнула:

– Эй, па! Выползай! Это я, Яна, пришла.

– Она назвала Леонида папой? – изумилась я.

– Точно, – кивнула соседка, – я еще удивилась, а потом вспомнила: у нашего красавца женушка была с детьми. Уж не помню, как ее звали и кто у нее родился.

А вам Ленька зачем? Небось из-за кражи явились?

– Какой? – осторожно спросила я.

– Да у Вадьки из сорок девятой машину сперли, – усмехнулась женщина, – только Ленька, хоть и сволочь пьяная, к этому делу непричастный. Где ему с рулем справиться, все умение пропил. Хотя говорил, что раньше имел авто. Да и из дома не выходит, бутылки, которые доченька разлюбезная приволокла, допивает. Хоть бы до смерти дожрался!

– Но сейчас его дома нет, – возразила я.

– Да где ж ему еще быть-то?

– Никто дверь не открывает.

– Толкните, у него не заперто, Ленька который год не закрывается, соседи упросили. Муж мой постарался, объяснил ему. «Заснешь, Лень, с сигаретой и сгоришь, пока станем дверь выламывать, а в незапертую фатеру сразу вбежим». Идите, идите, там он, дрыхнет!

Я толкнула дверь, та легко подалась, из квартиры понесло отвратительной вонью.

– Фу, – скривилась соседка, – у меня помойка и то так не пахнет, счастливо оставаться, нюхать дерьмо неохота.

С этими словами она исчезла в своей квартире.

Я же, преодолевая подступившую к горлу тошноту, втиснулась в крохотную прихожую и воскликнула:

– Леонид! Ау!

– Э-э-э, – донесся стон, похожий на мычание, – э-э-э…

Я вошла в комнату. Долгие годы мы с Томочкой жили точь-в-точь в такой же квартире, впрочем, и вам они, наверное, очень хорошо знакомы. Войдя с улицы, сначала оказываешься в узеньком коридорчике, справа, прямо у входа, дверь в совмещенный санузел: сидячая ванна, крохотная раковина и унитаз. Слева вешалка, мимо которой еле-еле вдвигаешься в еще один десятисантиметровый коридорчик. Он ведет в комнату и кухню. Здесь были еще две комнатухи, смежные, маленькие, с низкими потолками. Но мы с Томочкой были счастливы, обитая в той халупе. Поверьте, крохотная квартирка, если в ней царят любовь, дружба и хорошее настроение, будет очень уютной.

Наш быт скрашивало много милых мелочей: яркие занавески, салфеточки, вазочки, настенные панно, цветы в горшках, поэтому подруги, часто заглядывая к нам в гости, восклицали:

– Ой, как у вас здорово!

Но ни о каком уюте в этой квартире речи быть не могло. Грязные, никогда не мытые окна, пыльная рухлядь вместо мебели и некто, отдаленно напоминающий человека, лежащий на подобии дивана.

– Явилась? – прохрипел он, поднимая голову со спутанными в колтун волосами. – А ну налей отцу-то! Не гордись.

Я внимательно осматривала комнату. На колченогом столе без всяких признаков скатерти или клеенки стояла батарея бутылок.

– Открой, – хрипел Леонид, – болею сильно!

Я стала отвинчивать пробку. Если пьяницу одолевает похмелье, с ним бесполезно вести любые разговоры, взаимопонимания не достичь никогда, нужно сначала дать индивидууму выпить. Правда, тут вы сильно рискуете, потому что дальнейшие события могут развиваться двояко: либо алконавт воскреснет и обретет способность более или менее членораздельно отвечать на ваши вопросы, либо он моментально захрапит.

– Че так долго, налей скорей! – бубнил Леонид.

– Успеется.

– Трясет меня!

– Выпей чаю!

Пьяница внезапно сел.

– Че?

– Чай согреет лучше водки,. – попыталась я вразумить Леонида, – и съесть надо кусок хлеба с маслом, посмотри, ты весь высох, настоящий скелет!

– Жизнь моя горькая, – завел алкаш, раскачиваясь из стороны в сторону, – детей родил…

– Сам? – усмехнулась я.

Фомин на секунду заткнулся, потом вдруг вполне трезво удивился:

– Че сам?

– Родил деток самостоятельно или жена помогла? – уточнила я.

– Была баба, – согласился Леонид, – Тоня! Нет, Маня. Опять не то, имя такое простенькое, Таня, Кланя… ну и фиг с ней, ушла от меня! Детей увела, я ночей не спал, недоедал, все в семью нес, и вот она, благодарность… Уехали, забыли папку, погибай, Леня, в холоде…

– Май на дворе, – напомнила я, – дождь, правда, но относительно тепло, не замерзнешь, даже если в луже заснешь.