- Автора!

Жена ушла, а он продолжал слушать лирические воспоминания Веры Валентиновны:

— Да, Сережа был такой милый… Ну приехал человек в командировку, жена на восьмом месяце беременности, в Москве больная мать, брат, с которым ссоры каждый день. Побрякушки, что ли, фамильные не поделили… Из благородных они, голубых кровей. И сам Сережа был такой интеллигентный, взятки давать не умел, бумаги ему все не подписывали. В наш магазин зашел случайно, подарок жене покупать, да так и не вернулся к своим, у меня заночевал. Я даже никогда не пыталась ему потом написать. Ну родила и родила. По собственной воле. Для себя. Мы с матерью семь лет одни прожили, без мужика, да не в городе, в деревне… Вот и Соне не везет, — неожиданно сменила тему Вера Валентиновна. — Судьба, что ли, такая? Дочка самостоятельная, тоже не умеет промолчать, когда надо. Этот Демин ее все ходит кругами, а ни мычит ни телится, хорошо хоть деньги с меня не требует…

— Какие деньги?

Она поняла, что про деньги заикнулась зря, махнула рукой:

— Деньги, деньги… Господи, везде нужны деньги! Дачу эту все равно придется отдать, а так бы в семье осталась. Но и скользкий же он мужик! Чем ему Сонечка не хороша? Вам Соня нравится, Алексей?

Отчество соседа дама уже не упоминала.

— Очень красивая девушка.

— Вот и я такая была. Не верите? — Вера Валентиновна вскинула голову, взгляд у нее был затуманенный.

— Давайте я вас в дом отведу? Жарко сегодня, после такого сытного обеда надо полежать, — сказал Алексей.

— Я в порядке. Думаете, пить не умею?

— Просто сегодня жарко.

Дама неуверенно поднялась с шезлонга. Он аккуратно повел Веру Валентиновну в дом. Там ничего не изменилось, только стало чище, пол на кухне был вымыт, на окнах висели чистенькие белые занавески. Алексей, поддерживая женщину под локоть, провел ее в комнату. Она неожиданно качнулась к комоду, взяла фотографию Клишина, стоящую в новой рамке и запричитала:

— Паша, Паша, ты меня так и не простил, Паша! — Вера Валентиновна, всхлипнула: — Да мы вместе с тобой это сделали. Все чужие, все, ты только и был свой, а теперь я одна, совсем одна… Соня! Соня, ты здесь?

— Здесь.

В дверях комнаты, опираясь о косяк, стояла Соня. Лицо у нее было злое.

— Стояли сорок минут — в какой-то дыре! Ненавижу электрички! — раздраженно сказала девушка и тут же накинулась на Алексея: — Тебе что, пьяные женщины интересны? Извращенец!

— Я просто помог человеку добраться до кровати, — начал оправдываться он.

— Сонечка, мы посидели с соседями. Ну выпили немного. Ты же сама хотела…

— Да помолчи ты, — оборвала ее Соня. — Не обязательно об этом кричать!

— Ба, да у вас тут целый заговор! — развел руками Алексей. — Кстати, завещание у Клиши-на кто из вас украл?

— Иди отсюда, — прошипела Соня, словно кобра, и даже замахнулась на него сумочкой. — Иди к своему выводку, а не то я устрою на вашей дачке такой скандал! Пожалеешь, что родился!

— Верю. — Он прошел мимо нее и со злостью захлопнул за собой дверь.

«Испорчены выходные. А завтра утром в город ехать. За мамой. Только ее здесь не хватало! Она, Саша, Вера Валентиновна и… Соня. Вот будет цирк!».

2

В калитку он не пошел, по старой привычке перемахнул через забор, и, будучи в состоянии алкогольного опьянения, приземлился не слишком удачно. Иначе говоря, Леонидов плюхнулся на землю. Сидевшая на вишне ворона возмущенно каркнула и сорвалась с ветки. Саша, читавшая под яблоней книгу, подняла голову и испуганно спросила:

— Леша, ты жив?

— Помер.

Он подошел и со стоном повалился на траву. Раскинул руки, замер, уставившись в голубое небо. «Война и мир. Аустерлиц. Я разгромлен и жду Наполеона».

— Тебе нехорошо? — посочувствовала Александра.

— Колено болит. Между прочим, ты согласилась на эти «гости».

— Я же думала, что она женщина. — Саша выразительно посмотрела в сторону соседней дачи.

— А она кто?

— Мужики и то так не пьют!

— Ну расслабилась женщина, с кем не бывает, — лениво сказал Алексей.

Облака на небе растянулись в цепочку. «Если я буду их считать, то усну», — зевнув, подумал Леонидов.

— Ты бы не лежал на солнце, — посоветовала Саша. — Иди на террасу, там прохладно.

— Быть может, ты права.

— Я всегда права. В коридоре, на сундуке белое ведро. Эмалированное. В нем хлебный квас.