Телеграмма с того света

— Как бы это точнее сказать. — Географичка поежилась, будто от пронизывающего ветерка. — Я не умею формулировать, но однажды Коростылев при мне сказал ей: учителю, которого не любят ученики, надо менять работу. Он скорее всего ребенка ничему не научит, а если научит, то школьник это плохо запомнит, а если все-таки задолбит, то употребит не для доброго дела.

— Позиция спорная, — усмехнулся я. — Но, видимо, она и определила их отношения?

Маргарита Петровна долго сосредоточенно чиркала что-то в журнале, потом бросила ручку на стол и сказала:

— Видите ли, их отношения сложились таким образом не сразу, они имеют некоторую историю, так сказать. Раньше они не выходили за рамки профессиональных разногласий, связанных с разным подходом к вопросу обучения. Потом уже это стало обрастать разным отношением к людям, превращаясь постепенно в столкновение разных мировоззрений.

— И что, долгая история у этого столкновения?

— Я думаю, что их человеческие взаимоотношения сломались после суда между Салтыковыми.

— А что за суд? — поинтересовался я.

— У нас учится девочка Настя Салтыкова. Сложная девочка. Она заканчивает в этом году десятый класс. Тяжело с ней доставалось нам. И вот два года назад отец Насти, который официально разведен с матерью, подал в суд иск о передаче ему права воспитывать девочку.

— Да, это не часто бывает, а чем он мотивировал?..

— Мол, мать Насти не разрешает ему встречаться с ней. Ну, знаете, обычная драма неудачного брака — воюют между собой родители, а страдают дети.

— А какое это имело отношение к Коростылеву? — спросил я.

— Дело в том, что в суде Коростылев совершенно неожиданно поддержал отца. Он настаивал на том, чтобы девочку передали на воспитание Константину Салтыкову. Это для многих было неожиданно, но у Николая Ивановича всегда были какие-то особые, неожиданные для многих поступки и соображения…

— А вы сами, Маргарита Петровна, что считали правильным?

— Я? — будто впервые задумалась она над этим вопросом. — Пожалуй, я тоже считала бы правильным передать девочку отцу. Мне никогда не казалось, что мать Насти Салтыковой может дать ей надлежащее нравственное воспитание, но меня в суд не вызывали…

— И что? Почему этот суд повлиял на отношения Коростылева с завучем?

— Так ведь мамаша Салтыкова — близкая подруга Вихоть! И Екатерина Сергеевна тогда очень возмутилась позицией Николая Ивановича, чуть ли не до скандала дошло! И в суде, и потом здесь, в учительской, был очень крупный разговор.

— А как объяснял Коростылев свою поддержку иска отца? — допытывался я.

— Вы знаете, я бы не хотела сплетничать о матери Салтыковой или, упаси бог, о Екатерине Сергеевне, — смущенно сказала географичка, — но Салтыкова — крупный торговый работник, ну, знаете, со всеми свойственными этому роду людей чертами. И Николай Иванович считал, что она дурно воспитывает девочку, но почему он стоял за Константина Салтыкова в суде, я вам не могу точно объяснить, я его весьма плохо знаю. Гораздо лучше, чем я, Салтыкова знает наш физик Сухов. Они вместе ездят на охоту, на рыбалку, наверняка между собой обсуждают свои проблемы. Если вас интересует этот вопрос, то, наверное, Сухов мог бы вам лучше объяснить существо спора…

В это время резко распахнулась дверь, и в учительскую заглянула Вихоть. Молча, внимательно переводила она тяжелый взгляд с меня на учительницу, будто проверяя, что здесь могла она наболтать неуместного, какой сор выносила без спроса из ее избы. Потом сухо кивнула и снова пригляделась к Маргарите Петровне, словно проверяла взволнованную географичку на детекторе лжи, и я с болью наблюдал, как женщина под давлением серых выпуклых глаз Вихоть быстро увядает, сникает, корчится, словно ее застигли за очень непотребным занятием. Я так же молча кивнул, а учительница робко сказала:

— Здравствуйте, Екатерина Сергеевна, доброе утро, — и говорила она это стоя.

Ничего не поделаешь — обратная связь. Дети, когда в класс входит учитель, должны встать из-за парты.

Ничего не ответив, Вихоть сделала шаг назад, и дверь захлопнулась. Ушла. И по выражению лица Маргариты Петровны я понял, что она ничего мне не скажет больше.

— Спасибо, Маргарита Петровна, за разговор. Вы не подскажете мне, где разыскать Сухова?

— А он наверняка у себя, в кабинете физики. Это на третьем этаже, справа от лестничного марша…