118  

– А Луиза?

Куприн вздохнул.

– Ее оставили в монастыре. После смерти отца Наташа съездила к Епифании и честно сказала: «Деньги имеются, отец не был нищим. Но сестру мы пока взять не можем, пригрейте у себя! Стану вам платить».

Епифания согласилась, но, чтобы взрослеющая девочка не задавала ненужных вопросов, настоятельница сходила в загс и попросила начальницу:

– Окажите божью милость. Живет с нами Анна Ивановна, бухгалтером в обители работает, дочь при ней, Луиза. Только неразумная мать, когда от мужа-пьяницы убегала, все документы потеряла. Пока-то девочке они не нужны, но ведь в школу оформлять придется, по закону все дети учиться обязаны. Уж порадейте, помогите. А мы за ваше здоровье молебен отстоим.

Не уважить Епифанию было невозможно, девочка стала Луизой Марковной Стекловой. Ей ни настоятельница, ни Анна правды не открывали, не хотели смущать ребенка. Когда Луиза, впав в подростковый возраст, начала бузить и пытаться вырваться из монастырских стен, Епифания живо придумала сказку про отца и воровство. Луиза поверила в историю, ей, жившей в монастыре, и в голову не могло прийти, что матушка способна на вранье. Но ведь ложь бывает разной. Епифания спасала психику ребенка, оттого и солгала. Удивительно другое. Как ты, моя дорогая, не заметила в этом рассказе нестыковок.

– Не очень понимаю, о чем ты говоришь, – протянула я.

Куприн улыбнулся:

– Луиза передала тебе содержание того разговора, в нем имелось много нелепиц. Ну, вот, например, такая. Анна убежала из дома в монастырь, чтобы спасти четырехлетнюю дочь от специнтерната?

– Да.

Олег засмеялся.

– Конечно, в советские годы закон был более суров, чем сейчас. Людей изолировали от общества легко: если в чем-то провинился, сиди за решеткой. Алкоголиков свозили в ЛТП[6], подростков-уголовников отправляли в спецшколы, но интернатов для дошкольников, совершивших преступление, не существовало. Право, такое было слишком даже для страны социализма. Ну как можно было поверить в подобную чушь? Я сейчас не о Луизе речь веду, а о тебе. Ладно, можешь не отвечать, продолжаем разговор.

Луиза провела в монастыре детство и отрочество, потом Анна умерла, Епифания вызвала Наташу и сказала ей:

– Что делать? Луизу надо увозить, она не способна жить при монастыре, нет в ней внутренней силы и желания служить обители, она рвется в мир. Забирайте девочку.

Вот тогда и родилась версия о разлуке сестер, об их сводном родстве. Луиза уехала в Москву.

Девушка отличалась от Наташи и Андрея. Хоть и говорят, что главное – это воспитание ребенка, только чем тогда объяснить жадность, корыстолюбие и жестокость девочки, которой с пеленок внушали библейские заповеди? Отчего у отца и матери Ереминых родились столь разные дети? Юрий, который, наплевав на родню, удрал с большим количеством денег, сластолюбивый, трусоватый Андрей, тихая, но решительная Наташа и жадная до одури Луиза.

Сначала Еремины не собирались открывать младшей правду, но потом Наташа увидела, что сестра маниакально стремится выйти замуж. Луиза знакомилась на улице с парнями, приводила их в дом и устраивала истерики, когда Ната трезво говорила ей:

– Ну подумай сама, зачем ты нужна бедному провинциалу с армией голодных родственников?

Луиза рыдала, соглашалась с сестрой, разрывала отношения и… снова пыталась захомутать первого приглянувшегося ей мужчину. Потом она вдруг завела разговор о детях, о том, как хочет иметь ребеночка, пусть даже и внебрачного. Вот тут Наташа испугалась по-настоящему и открыла ей всю правду про лепрозорий, побег и умерших от проказы родителей.

– Господи, – всплеснула я руками, – теперь понятно, почему Луиза задавала такие странные вопросы врачу в морге, про инфекцию, можно ли ее подхватить, целуя покойного, и не выползет ли зараза из-под земли!

– Да, – кивнул Олег, – она решила, что и Наташа, и Андрей погибли от приступа лепры.

– Глупости, проказа не инсульт, сразу убить не может, она ест человека медленно.

– А Луиза, которой Наташа раскрыла истину буквально за несколько дней до своей смерти, посчитала иначе, – вздохнул Олег, – она, в отличие от родных, подробностей о семейной болезни не знает. И еще, Луиза очень жадна, кончина брата и сестры радует девушку, деньги-то достанутся ей!

– Луиза решила поговорить со мной от страха? Боялась одна войти в квартиру?

– Да, – кивнул Олег, – именно так. Узнала о смерти близких, испытала сначала ужас, потом радость, затем поняла, что боится открыть хоромы Ереминых, и тут ты подвернулась. Но потом Луизу понесло, у нее началось нечто вроде истерики, требовалось высказаться, вылить свои эмоции, но она все-таки контролировала себя, потому и выдала «официальную» версию, ни словом не обмолвилась о проказе! Боялась, что ее отправят в лепрозорий. Наташа, чтобы урезонить сестру, капитально напугала ее, сказала: «Если кто правду узнает, мигом все за дверью медицинской тюрьмы окажемся».


  118  
×
×