Идеаль

— Ты правда сможешь косить под чеченку?

— Вы сомневаетесь, потому что я блондинка с голубыми глазами? В Чечне их не меньше, чем во всех остальных республиках.

— Нет, просто «Л'Идеаль» хочет поддержать мужественную борьбу маленького, но гордого народа за свою независимость…

— Отца своего я никогда не видела. Может, он чеченец! Но мама сказала, что француз.

— Ну, вот и отлично: французская чеченка, успех гарантирован.

Тихий ангел пролетел, но на самом деле это она шла, размахивая руками… Я решил сменить тему:

— Если ты переспишь со мной, я обещаю, что все СМИ будут твои.

— Shut up!^[66]

— Нет, без базара, моя контрольная карта уже заполнена. Ты готова к взлету. Я должен обязательно отвезти тебя в «Club 55» в Сен-Тропе, чтобы у тебя загорел животик.

— Why?^[67]

— Чтобы представить тебя Давиду Гамильтону — Главному Фотографу Девушек в Цвету. Он там каждый день обедает, ты его сведешь с ума. Он снова запустит свою карьеру вместе с твоей.

— Твое здоровье! — провозгласила она, подняв свою банку с колой.

— За тебя. За тело и за душу.

Голубые, красные и розовые дворцы создавали ощущение, что я гуляю по гигантскому кремовому торту, залитому малиновым сиропом. С тех пор как мой кардиолог обнаружил у меня артериальную гипертонию, я дышу осторожно, избегаю резких движений. Но тут — понятное дело — у меня начался приступ астмы. Я узнал, что должен был чувствовать Одиссей, заслышав пение сирен. Чистая красота противопоказана при повышенной сердечной деятельности. Даже трепет ее ресниц становился значительным событием. Глаза закрывались, словно электрические шторы в замедленной съемке, потом верхние веки смыкались с нижними, длиннющие реснички смешивались, бахвалясь своим черным извивом, потом внезапно ссорились, обижались и, гневно отпрянув друг от друга, неторопливо распускались навстречу свету, и мир воскресал: моргнет — и новая заря. Захваченный этим зрелищем, я сильно смахивал на неуклюжего сатира, но мне было все равно. Маленькие ножки, пальчики с накрашенными ногтями, легкий, но неизгладимый аромат духов (имитация «L'Heure Bleue»), ямочки на щеках, когда она улыбалась… Лена бесконечно являла взору все новые и новые причины полюбить ее, и даже если бы вам удалось устоять перед вышеперечисленными, вы бы точно запали на ее коричневое широченное пальто, робость девушки из хорошей семьи (которую можно было принять за высокомерие), на ее способность краснеть по любому поводу, грызть, отвернувшись, большой палец, трясти ногой в лодочке, повисшей на кончиках пальцев, н привычку наклонять голову, чтобы покрутить прядку волос, или выставлять вперед свой вампирий зуб (верхний левый клык). А голос! Слишком безмятежный и замедленный для ее возраста, словно принцесса уже привыкла, что ее никогда не перебивают. Звери в лесу затихали, когда она начинала говорить, природа жаждала вслушаться в эту мелодию, балалайкам нечего было делать рядом с ней, и даже ветер покорно ждал, пока она зажжет сигарету…

И все-таки кое в чем наши мнения разошлись.

— I love Пита Доэрти! Это новый Джим Моррисон. Я от него без ума.

— Ты с этим психом и пяти минут не выдержала бы.

— Он поэт.

— Вот он блеванет тебе па юбку, твой поэт, и ты сбежишь.

— Не ревнуй. Он колется, потому что ему плохо.

— Я ревную к этому бомжу? Pizdets!

— От кого ты таких слов набрался? Ты вульгарен. У меня бабочки в животе порхают, когда я слушаю Пита Доэрти.

— А у меня, когда я тебя вижу, в низу живота бьет гейзер.

— Может, Доэрти и торчок, но он хотя бы не скаут!

— Как же! А куда ты денешь Кейт Мосс?

— ОК, но он не пялится целый божий день на других баб, высматривая толстые сиськи и маленькие жопки!

— Я смотрю на других, только чтобы убедиться в том, что я и так знаю: ты самая красивая девочка во всей живой природе. Твои глаза самые огромные в нашей галактике, а в нее я включаю не только созвездие Стрельца, но и туманность Андромеды.

Когда мы так пикировались, я видел, что она обижается больше меня, потому что она моложе и ее броня еще не затвердела. Я сдерживался, чтобы не изнасиловать ее, она — чтобы не разрыдаться. Между нами, как говорится, зарождалась любовь. Лучшие мгновения узнавания — это вот такие мелкие стычки, дурацкие ссоры, которые только закрепляют перемирие и слегка пугают — знак того, что тебя наконец проняло, и, странное дело, не в кино и не перед экраном телевизора. Ну а как не разозлиться, если при взгляде на ее лицо выступают слезы. Так мы добрели до улицы Герцена, чтобы взглянуть на розовый особняк в стиле раннего модерна, где жил Владимир Набоков. Можно ли было нашей парочке туда не зайти…

---

66 Заткнись! (англ.)

67 Зачем? (англ.)