Приданое лохматой обезьяны

– Замолчь! – велела ему Варя. – Весь мозг сразу уболтал.

Но Эдик оказался крепким орешком. Слова потенциальной покупательницы он проигнорировал и застрекотал с удвоенной силой:

– Понимаю ваше нервное состояние. Как вас величать?

– Варвара Михайловна, – бормотнула тетка.

Эдик нежно прикоснулся к ее плечу.

– Варварочка, доверьтесь мне и будете самой привлекательной невестой. Как вам вариант «Осень патриарха»?

Широким жестом продавец указал на нечто несуразное. Я замерла, приоткрыв рот. Неужели найдется хоть одна девушка, желающая это приобрести?

Широкая белая юбка походила на гигантский абажур. Сходство с ним ей придавала не только форма, но и обильная бахрома. Ткань, натянутая на каркас, блестела и переливалась множеством не совсем аккуратно приклеенных блесток; подол платья, густо утыканный крошечными бумажными розочками, сильно смахивал на венок, который наши люди, начисто забыв, что церковь не приветствует в светлую праздничную неделю после Пасхи посещение кладбищ, вешают на оградки могил. Сверху невесте предлагался корсет, расшитый атласными шнурами, хотя столь глубокое декольте у невинной девушки не только неуместно, но и неприлично. А еще невесте нельзя будет дышать, иначе ее бюст просто выпадет наружу.

– Боже! – воскликнула Нина. – Ну и ну!

Я выдохнула. Похоже, у дочки Варвары есть вкус. Она не желает напоминать очумевшего от счастья дембеля, разукрашенного аксельбантами из веревок, а также походить на помесь абажура и похоронного венка.

– Какая красотища! – продолжала Нина. – Мама! Вот оно!

Эдуард изобразил удивление.

– Мама? Невероятно! Я думал, эта девушка ваша подружка, а вы, чуть ее постарше, решились на замужество. Сейчас модно расписываться после двадцати пяти. Да ладно, не шутите!

Меня столь откровенная лесть рассмешила, но Варвара покраснела и вдруг, кокетливо поведя плечами, выдала:

– Ну, я ее рано на свет родила. Сколько, мил человек, стоит «Осень патриарха»?

– Договоримся, – легкомысленно отмахнулся Эдуард. – Я настолько поражен вашей красотой, что скину цену. Но вы сначала получше изучите ассортимент.

– Мама! Хочу это! – заканючила Нина. – Оно мне снилось!

– Больно голое, – усомнилась Варвара, – нецеломудренное. Батюшке в церкви не понравится.

Гена откашлялся.

– Да попу это по барабану! Он Наташу Малышеву обвенчал и не чихнул, хотя даже жених покраснел, когда невесту увидел. А Макс в стриптиз-клубе охранником стоит.

– Точно! – запрыгала Нинка. – Натка в ботфортах к алтарю пошла, юбка по самое не хочу и грудь, как на подносе.

– К «Осени патриарха» я подберу накидку, – пообещал Эдуард. – В подарок от фирмы. И туфли подходящие у нас есть. Вуаля!

Движением фокусника продавец извлек словно из воздуха коробку, снял крышку и достал обувь. Я снова потеряла дар речи.

Белая лодочка имела мысок, украшенный брошью, в центре которой горел «рубин» размером с мой кулак. Но главная красота таилась в каблуке. Обычную тонкую шпильку заменяла фигурка тучного амура в стыдливой набедренной повязке. Глаза у вестника любви тоже пламенели красными камнями. Очевидно, создатели обувки считали амурчиков альбиносами.

– Мама… – зашептала Нина. – Ой! Мамочка! Таких ну ни у кого не видела! Ваще!

– Вчера поступили, – потер руки Эдик, – это эксклюзив. Их заказывала на свадьбу дочь… Ой, молчу, это секрет… Ну очень-очень-очень богатая девушка заказывала. Да обувщик ошибся размером – требовался тридцать седьмой, а он прислал сорок второй.

– Как раз по мне! – ахнула Нина.

Да уж, дочь Варвары совсем не Золушка. Впрочем, мне не следует ехидничать – сама не могу похвастаться крохотной ступней.

– Еще есть сумочка, – словно змей искуситель, вещал продавец. – Вуаля!

Теперь в руках парня очутился амур-альбинос побольше, около двадцати сантиметров высотой. А вокруг шеи у него болтался шелковый шнур. Эдик ловко повесил сумку на свое плечо. Я вздрогнула. Полное ощущение, что продавец придушил уродца с луком и теперь тащит его в качестве охотничьего трофея домой.

– Как она открывается? – заинтересовался Гена.

Эдик нажал на уши пластикового амура, и тот широко разинул рот.

– Много туда, конечно, не положишь, – признал продавец, – но ведь в клатчах картошку не носят, а носовой платок уместится. Ну, типа слезы смахнуть, когда уезжать из ресторана пора настанет.

Нина умоляюще посмотрела на мать.