Скрипнули половицы, забрезжил свет под дверью, послышался шепот, дверь открылась. Появился незнакомый юноша. Таня подняла голову, в зыбком свете свечи увидела блестящие глаза, черные брови, белые зубы.
– А, я же говорил, она не спит. – Он шагнул в комнату. – Ты почему сидишь на полу?
Он поднял ее, обнял, от него пахло ледяным морем, ветром, снегом.
– Ося, Осечка, какой взрослый, красивый, – прошептала Таня.
Времени было в обрез. Менялись пограничные посты. Старый прогулочный буер ждал у маленького пирса, в нем сидел здоровенный пожилой финн и курил трубку. Дул холодный ветер, мела метель. Мишу, сонного, закутанного в тулуп, Федор вынес на руках. Передал в буер на руки Андрюше. Таня обняла Федора и застыла. Финн что-то кричал сквозь шум ветра, наконец Ося взял Таню за плечи, оторвал от Федора, тут же сам быстро обнял его.
– Не прощаюсь. Увидимся.
Вздулся парус, буер полетел по льду. Федор неподвижно стоял на краю пирса. Таня сквозь радужную пелену слез смотрела на Федора, пока он не скрылся из виду в снежной мгле.
Вуду-Шамбальск, 2007
Елена Алексеевна очень удивилась, когда увидела вертолет из окна корпуса. Так удивилась, что даже не обратила внимания на руку Петра Борисовича, нежно поглаживающую ее плечо.
– Смотрите, над котлованом свечение!
– Лена, успокойтесь, это вертолет Германа, и развалины его, пусть делает там, что хочет. И никакого свечения над котлованом я не вижу, тьма кромешная.
Несколько минут назад они вдвоем поднялись на четвертый этаж жилого корпуса. После роскоши дворца почти не обжитая комната Орлик показалась Петру Борисовичу удивительно милой, трогательной.
«Есть в этом нечто юное, студенческое, – подумал Кольт, снимая с Орлик скромную котиковую шубку. – Пожалуй, не поеду назад, к Йорубе. Останусь. Ради приличия спрошу, не найдется ли свободной комнаты, а дальше поглядим. Ей так идет это платье, серый шелк красиво оттеняет глаза».
Орлик вдруг погасила свет. Петр Борисович охнул про себя, возликовал, шагнул к ней. Но оказалось, что она желает получше рассмотреть свечение над котлованом.
– Что они там делают? Загадят все, поломают, тем более он пьян.
– Кто пьян?
– Герман Ефремович и гости, которых он притащил.
– Герман не пьет. Ну, что вы так разволновались? – Кольт придвинулся ближе, коснулся щекой ее щеки. – Лена, здесь хорошо, тихо, мы с вами наконец одни.
Орлик мягко отстранилась, посмотрела на него. В темноте ее глаза таинственно блестели.
– Простите, это слишком серьезно. – Она выскочила за дверь, побежала по коридору к лестнице.
Кольт в недоумении побрел следом, услышал где-то внизу стук и тревожный голос Орлик:
– Дассам, вы спите?
Спустившись на второй этаж, Петр Борисович нашел Орлик в крошечной комнате, где не было ничего, кроме узкой, аккуратно, по-солдатски заправленной койки, стола, стула и облезлого платяного шкафа.
– Дверь не заперта. Куда он делся? – испуганно прошептала Орлик.
– Кто?
– Старик, дворник. Идемте. Что у вас на ногах? Опять какая-то замшевая ерунда? Ладно, нет времени. Дассам, вероятно, уже отправился туда. Надо спешить. Старик один с этой кодлой вряд ли справится.
– Лена, подождите, вы можете объяснить, что происходит?
Но она уже умчалась наверх и через пару минут спустилась, принесла его куртку, свою шубку, фонарь.
– Герман Ефремович решил устроить оргию в церемониальном зале, – объясняла она, пока шли по расчищенной дороге к котловану, – этого нельзя допустить ни в коем случае. Судя по тому, что нет Дассама, они и череп туда притащили.
– Какая связь между этим вашим Дассамом и черепом? – сквозь одышку спросил Кольт.
Он едва поспевал за ней, она взяла его за руку, они почти бежали.
– Череп нашел Дассам, осенью он помогал мне на раскопках, он знает древний шамбальский алфавит, всю мифологию, он помог мне расшифровать глиняные таблички.
– Если он такой умный, почему работает дворником?
Она не ответила, помчалась еще быстрей. Прожектора над котлованом не горели. Когда приблизились, стало видно слабое голубоватое свечение откуда-то из глубины. Оно исчезало, появлялось, словно глубоко внизу летало множество светлячков.
– Пойдемте с той стороны. Почему они погасили прожектора? Что они творят?
Фонарь осветил провал и железную лестницу.
– Не волнуйтесь, спуск лучше, чем в прошлый раз, когда вы приезжали, – утешила его Елена Алексеевна, – подождите, я первая, вы за мной.