– Бедненький мой, – принялась наглаживать его по голове хозяйка, – мальчик несчастный! Изнервничался совсем! Ну пойдем, мамочка тебя спать уложит.
С этими словами, прижав к своей груди Лаврика, старуха повернулась к Вовану, который трясущимися руками пытался остановить кровь, быстро текущую из длинных, тонких царапин, оставленных когтями кота.
– А вы, уважаемый Владимир Семенович, вы… вы просто идиот! – заявила любящая маменька. – Вместо того чтобы спокойно снять котика с занавески, перепугали животное до полусмерти!
Вымолвив тираду, мамаша, сохраняя осанку английской королевы, удалилась. Я в растерянности посмотрела по сторонам: разгромленная кухня, окровавленный Вован, обиженный Ленинид, горестно заметающий веником то, что пару минут назад было бутылками «Клинского», Томочка, собирающая побитых керамических зайчиков и свинок…
– Пойду, залью йодом боевые раны, – сообщил Вован.
Я невольно улыбнулась. Да уж, повезло незнакомой Лоре, получила крайне незлобивого мужика.
– Кролика-то когда готовить будете? – прокряхтел Ленинид.
Мы с Томочкой переглянулись и хором ответили:
– Никогда.
– Почему? – насторожился папенька. – На Новый год оставите?
Я вздрогнула.
– Ну уж нет! Ни за что не стану это есть!
– Да отчего же? – недоумевал Ленинид. – Кролик в сметане, с морковочкой! Объеденье.
– Хочешь, – тихо пробормотала Томочка, – возьми его себе, Наташка тебе сготовит!
– А не жалко? – спросил папашка.
– Нет, – снова в один голос заявили мы, – кушай на здоровье!
ГЛАВА 15
На следующее утро я приехала к Элизе и сразу попала в объятия к Майе.
– Кофейку хочешь? – заботливо спросила та.
– С удовольствием, – улыбнулась я, – что-то у вас клиентов в холле не видно.
– Так с полудня начинаем, – ответила Майя, – ща повалят. Значит, так! Сегодня ты для начала – дух папы.
– Кто? – Я чуть не уронила чашку с мерзопакостным «Нескафе».
Ну кому только пришло в голову обозвать напиток с резким запахом и «металлическим» вкусом кофе? Хотя справедливости ради следует признать, что во время работы его очень удобно употреблять, не надо варить, просто насыпай в чашку да лей туда кипяток. Но, на мой вкус, чай все же лучше.
– Дух папы, – абсолютно серьезно повторила Майя.
– Римского? – спросила я.
– Да нет, обычного, Исаева Павла Константиновича, умершего в двухтысячном году, – начала разъяснять Майя, – слушай внимательно.
Я отодвинула от себя кружку и попыталась вникнуть в новые служебные обязанности.
– Сегодня у тебя два задания, – монотонно вещала Майя, – в полдень на прием явится Исаева Елена Павловна, жуткая дура, просто неандерталка, но богатая! Ходит к Эле раз в неделю, узнает прогноз на следующую семидневку. Причем рассказывает ей о будущем не гадалка, а дух ее покойного отца.
В общем, полный бред, но Елена Павловна искренне верит в то, что Павел Константинович не забыл дочурку, оказавшись на небесах, и свято выполняет его приказы.
Без пяти минут двенадцать я залезла в большой шкаф, стоявший в кабинете Эли, и притаилась в углу. На мне был мужской костюм, шляпа, большие очки, а к подбородку прилепилась довольно густая бородка. Никакой заготовленной речи мне не дали, ориентироваться следовало на месте.
В шкафу было душно, и у меня слегка закружилась голова. Искренне надеясь, что «привидение» не заставят долго сидеть в тесном, плотно закрытом шкафу, я навалилась на стенку и тут услышала высокое, нервное сопрано.
– Ах, Элиза, у меня сплошные проблемы!
– Садитесь, Еленочка Павловна, не волнуйтесь, – мягко отвечала Эля, – сейчас все решим.
– Ужасно! Просто не знаю, как поступить! Надеюсь только на папу!
– Ну, он нас еще ни разу не подводил!
– Пожалуйста, поскорее позовите его.
– Расслабьтесь, – забубнила Эля, – посмотрите на шкаф, спокойно, спокойно, сейчас. А-а-о-о-у-у… приди к нам дух Исаева Павла Константиновича, а-а-о-о-у-у…
Я мирно сопела, навалясь на стенку. Вдруг прямо над ухом раздался резкий удар и сердитый голос Эли.
– Эй, Исаев Павел Константинович, вы заснули? Ваша дочь нуждается в помощи!
Мигом стряхнув наплывающую дрему, я, надвинув шляпу поглубже на лоб, выпала из шкафа.
– Ну наконец-то, – не сдержалась Эля, – сколько можно!
– Уж простите, – прохрипела я, – скользко на улице, я шел осторожно, упасть боялся, вот и припозднился.