Микстура от косоглазия

Тут только я поняла, что Ленинид сидит около картонного ящика, на котором нарисованы длинные желтые плоды.

– Зачем нам двадцать кило бананов? – вырвалось у меня.

– Абсолютно ни к чему, – пожала плечами Томочка. – А кто их купил?

– Так вон же коробка.

– Мы ее от ларьков пустую притащили.

– Зачем?

– Да ты иди сюда, – поторопил меня папенька.

Я приблизилась, заглянула внутрь и ахнула. На розовом байковом одеяле лежало шесть угольно-черных комочков. У стенки мирно возлежал Лаврик. Передними лапами он обнимал потомство. Из груди кота вырывался мерный, успокаивающий, я бы даже сказала, усыпляющий звук: «Урк-урк-урк». Даже и не предполагала, что мурлыканье может иметь подобную тональность.

– Это что? – ожила в подушках Марина Степановна.

– Ну, котятки, – растерянно ответила я, – хорошенькие…

– Просто замечательные, – подхватила Кристя.

– Виолетта! Как вы…

– Она Виола, – взъелся Куприн, – Виола! Или Вилка, но никак не Виолетта!

– Думаю, сейчас не стоит спорить по этому поводу, – влез доктор, – больная слаба, давление низкое.

Пришлось Олегу недовольно замолчать.

– Виолетта, – завела Марина Степановна, – как вы это объясните?

– Что?

– Появление котят.

– Ну… наверное, Лаврик на даче, как бы это поделикатней сказать… сами понимаете…

– Трахнулся! – радостно подсказала Кристина.

Марина Степановна побагровела. Сначала я испугалась за ее здоровье, пониженное давление старухи явно трансформировалось в повышенное. Потом я поняла, как бабуся сейчас обозлится на Кристю, и стала медленно выталкивать девочку в коридор.

– Ты чего пихаешься? – обиженно сопротивлялась Кристина.

Тут Марина Степановна перестала хлопать глазами и открыла рот. Я съежилась, ну, держись, Кристя.

– Лаврик кот, – закричала Марина Степановна, – кот! Животное мужского пола! Он не способен ни с кем трахаться!

Я онемела. Кто бы мог подумать, что старуха станет употреблять такие глаголы.

– Ну это вы, пожалуй, зря, – задумчиво сказал доктор, – лица мужского пола очень часто об этом думают, то есть… а… ну, в общем…

Окончательно запутавшись, он замолчал.

– Кот! – сердито повторила Марина Степановна. – Кот! У него не могли народиться котята. Следовательно, Лаврик – кошка, но этого не может быть, значит, в коробке не Лаврентий, а кто? И где мой маленький несчастный мальчик?

– Я же сразу сказал, что это не Лаврентий, – прогудел Вован.

– Вы, Владимир Семенович, – вскинулась маменька, – всегда хотите казаться умней других! Никто не понял, а вы сообразили, интересно, каким же это образом!

Вымолвив последнюю фразу, Марина Степановна откинулась на подушки и шумно задышала. Доктор схватился за тонометр.

– Так и сомнений не было, – мирно дудел свое Вован, – этот, то есть эта – черная, а Лаврик светленький.

– Его вчера Вилка покрасила, – перебила его Кристя.

Вован осекся, а затем с невероятным изумлением спросил:

– Зачем?

Я почувствовала, как к ушам приливает кровь.

– Мне нравятся крашеные кошки.

– А… ну тогда, да… понятно, – забормотал Вован.

Олег молча смотрел на меня.

– Сто двадцать на восемьдесят, – сообщил доктор.

Однако у бабульки давление, как у космонавта.

– Где мой Лаврик? Где? Где? – завела Марина Степановна.

Голос ее, сначала тихий, слабый, постепенно набрал силу и под конец загудел, словно орган в католическом соборе.

– Виолетта…

– Она Виола, – попытался «построить» Марину Степановну Олег.

– ВИОЛЕТТА, – легко переорала его мать Вована, – немедленно отвечайте: куда вы задевали Лаврентия и откуда взялась кошка, а?

Я попыталась сосредоточиться. Значит, вчера вечером, выбежав из подъезда, я пошла по чужому следу и схватила животное, обитающее во дворе. Вот беда! Лаврик небось погиб. Изнеженный домашний кот не способен, как его беспризорные сородичи, выжить в декабрьской Москве. Лаврик либо замерз, либо попал под машину, либо его разорвали собаки. И что теперь прикажете делать? Ясно одно, Марине Степановне ни за что нельзя рассказывать правду. Старуха обожает Лаврика как родного сына.

Я посмотрела на Вована. Нет, неправильно, бабуся любит Лаврентия намного больше сына. И тут ко мне, как всегда в трудные минуты, пришло вдохновение.

– И что вас всех смутило? – презрительно спросила я.

– Она еще издевается! – обозлилась Марина Степановна. – Кот не может рожать!