98  

Она бросилась в ванную и увидела, что Гриша ползает по полу и собирает пролитую воду какой-то огромной тряпкой в розовый цветочек. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это купальный халат Кристины. Варя застонала и вырвала у него из рук импровизированную тряпку:

– И ты тоже вытирайся и переоденься! Берите полотенца и марш отсюда, бандиты!

Мальчишки даже не сопротивлялись. Они явно решили, что недаром провели время, и на сегодня развлечений достаточно. Ползая по полу, подбирая воду и двигая ведро, Кристина лихорадочно прикидывала, не успели ли они залить соседей. Если да – спокойный вечер испорчен. Мелькнула приятная мысль, что в конце-концов, это не ее соседи, не ее дети, и не ее квартира, так что особенно убиваться не стоит. Но от этой мысли она снова ощутила приступ одиночества. Да, у нее самой было намного меньше хлопот, чем у Кристины. Но разве она была от этого счастливее?

Соседи, вероятно, легли спать или же им просто повезло, и вода была собрана вовремя. В полночь Варя насухо вытерла пол, приняла душ и улеглась на диван в большой комнате. Она думала, что уснет как убитая – после таких-то непредвиденных упражнений с тряпкой. Но сон никак не шел. Она всегда любила засыпать при слабом свете, а тут приходилось лежать в полной темноте – Кристина сняла со стены над диваном ранее висевший там фонарик. Она с хихиканьем объяснила подруге, что он пострадал предыдушей ночью.

«Ну и пусть развлекается на здровье, – подумала Варя, закрывая глаза и слушая тишину. – Если есть желание и возможность… Ей все нипочем. Сняли телефон – прекрасно, не будет звонить маньяк. Развелась с мужем – прекрасный повод найти нового кавалера. Пошла на поминки – познакомилась с Виталием. Дети разбомбили ванную – зато воду вытирала я, а Кристина вовсю развлекается… Может, так и нужно жить? И все само собой образуется. Надо попробовать…» Но в глубине души Варя прекрасно понимала, что и пробовать не стоит, у нее все равно так никогда не получится. Мешало проклятое чувство ответственности – это из-за него она всю жизнь выбирала не то, что ей нравилось, делала не то, что хотела, думая, что превыше всего – порядок и приличия. Кристина никак не могла поверить Варе, что у той ни разу не было любовника.

– В тридцать-то лет? – восклицала та. – Да ты ископаемая!

Варя перевернулась на другой бок и вздохнула, уминая кулаком подушку. «Может быть, я и ненормальная, – подумала она, глядя в темноту. – Может, меня действительно вытащили из раскопок, и самое лучшее – скорее закопать обратно… На моем месте Кристина пустилась бы в какую-нибудь лихую авантюру… Ей бы даже дети не мешали – у меня ведь их нет. И через месяц она уже обо всем бы забыла. А меня вот больше всего интересует, чем та женщина шантажировала моего мужа…»

Она подумала, что в любую минуту может позвонить этой женщине, ведь ее телефон у нее имеется. Телефон на салфеточке из вагона-ресторана. Правда, когда Варя звонила ей в первый раз, она не знала ее имени. Та представилась, как Нина… «И сумела заговорить мне зубы, – с досадой подумала женщина. – Чего она только не наплела! И познакомилась-то с Андреем только в поезде! А Лиза пишет, что они давно были знакомы. И телефонами они обменялись, чтобы тот мог связаться с ее мамой и снять комнату в Питере… Какое наглое вранье!»

Варя вдруг встрепенулась и села. В комнате по-прежнему было темно, но ей показалось, что стало светлее. Она все время чувствовала, что в этой истории было какое-то противоречие, и оно заключалось даже не в словах той женщины, а в чем-то еще… И теперь она поняла, в чем дело. «Если Андрей был давно с нею знаком – почему они только в вагоне обменялись телефонами? Они виделись в Питере – несомненно, ведь Андрей снимал ее, а она – его! Как же они встречались, если у него не было ее телефона?! У нас в номере телефон был, но чтобы дать этой женщине номер, Андрей тоже должен был знать ее питерский телефон! Черт-те что! Зачем он написал его на салфетке? Потерял? Забыл? Попросил повторить? Не знаю… Не думаю».

Сон как рукой сняло. Будь сейчас ее воля – Варя среди ночи выбежала бы в поисках мастерской, где могли бы отпечатать фотографии. Пленка лежала у нее в сумочке – она держала ее в одном конверте с письмом Лизы и снимком Дубовской. Туда же она вложила салфетку – ей хотелось, чтобы все эти вещи были вместе. «Это не та женщина, другая! – стучало у нее в висках.

– Женщина из вагона-ресторана и женщина, которую опознала на снимках Лиза – не одно лицо! Хотя… Что это я?! Мать Лизы видела снимок – не могла же она не узнать родную сестру! А Лиза не могла не узнать родную тетку! Значит, это одна и та же… Но тогда – чей телефон на салфетке?»

  98  
×
×