Три мешка хитростей

– Ой горе, горе, горе!

– Что у тебя случилось? – спокойно поинтересовалась я. – Любимая канарейка умерла?

– Жизнь моя – сплошной ужас и катастрофа, – развешивала сопли дама, – одна сплошная катастрофа, одна катастрофа…

– Ты Якова Сироткина знаешь?

Ковалева перестала стонать.

– Яшку? Конечно. Сволочь он.

– У тебя есть его телефон?

– Где-то был, – пробормотала Людмила, потянулась к записной книжке и спросила: – Погоди, погоди, а тебе он зачем?

– Да вот, – пробормотала я, – он тебе телеграмму отправлял с Центрального телеграфа, дал пятьсот рублей, а сдачу не взял!

– Так ты не опохмелщик? – протянула Люда и захохотала. – Во, юмор, а я-то, думаю, как это вызвала – и не помню!

Я деликатно промолчала. По-моему, в том состоянии, в котором она только что находилась, можно много наворочать, а потом и не вспомнить.

– Это ты из-за пятисот рублей так стараешься? – взвизгнула Людмила. – Ну дела! Возьми себе и забудь, цирк, да и только. И как ты только мой адрес узнала!

– Адрес в телеграмме указан.

– Умереть, не встать, – веселилась Ковалева, – первый раз такую дуру вижу! Слушай, давай выпьем за знакомство, а?

– Обязательно, – пообещала я, – только дай мне телефон Сироткина, а еще лучше адрес…

Людмила порылась в книжке, потом проговорила:

– А нету!

– Как это? – удивилась я.

– Вишь, чего случилось, – потрясла растрепанным блокнотом Люда, – страничка на С потерялась, я ее посеяла, ума не приложу где!

– Дай сюда, – велела я и выхватила у нее из рук пухлую книжечку.

Страничка, где должны быть записаны сведения о людях, чьи фамилии начинаются на букву С, действительно отсутствовала. – А не помнишь наизусть телефон Якова?

– Нет, конечно, – хмыкнула Людмила, – он мне человек посторонний.

– Да? – удивилась я. – Как же так? Говоришь, плохо знакомы, а в день рождения он тебе телеграммы шлет…

Ковалева расхохоталась.

– Знаешь, кем работаю?

– Нет.

– Санитарным врачом на Бутовском рынке. Меня, знаешь, сколько народу с именинами поздравляет? Все дружить хотят, потому как я после начальника второй человек, могу весь товар завернуть, а могу и глаза закрыть, поняла?

– Конечно, – кивнула я, – только при чем тут Сироткин?

– Как это? – удивилась Людмила. – Он у нас бакалеей торгует, пять вагонов имеет, крутой бизнесмен. Мука, сахар, крупа, соль, подсолнечное масло… Ему со мной дружить надо, вот и старается, уважает!

Она хрипло рассмеялась.

– Где этот твой Бутовский рынок? – безнадежно спросила я.

– А тут, прямо за углом, – ответила Людмила, – аккурат возле метро. Эй, ты куда, а выпить?

– Извини, – крикнула я, выскакивая за дверь, – аллергия у меня на спиртное, даже нюхать не могу!

Рынок раскинулся в двух шагах от станции подземки. Железные вагончики со всякой всячиной стояли тесными рядами, по проходам толкались покупатели, у каждого второго в руках тележка на колесиках, набитая под завязку коробками, банками и пачками. Отыскав точку, торгующую мукой, я спросила у бойкой хохотушки:

– Слышь, девушка, твоего хозяина Яков Сироткин зовут?

– Не-а, – протянула гарная дивчина, зевая, – Мамед.

Не теряя надежды, я принялась бродить по оптовке, заглядывая в каждый магазинчик, где торговали бакалеей. Таких оказалось пятнадцать штук.

Из них десять принадлежало Мамеду, а пять Ибрагиму…

В полном отчаянии я поинтересовалась у тощего паренька, тосковавшего в насквозь пропитанном запахом корицы павильончике:

– Ну как же так, мне ваш санитарный врач Люда Ковалева сказала, что пять торговых точек с бакалейным товаром имеет Яков Сироткин, а тут повсюду Мамед и Ибрагим!

Продавец оторвался от газеты «Мегаполис» и словоохотливо пояснил:

– Может, и, правда, какой-то Сироткин торговлю держит, а наш Ибрагим у него арендует… Тут в хозяевах не разберешься без пол-литра. Мне, честно говоря, без разницы, чей вагон. Дают каждый вечер семьдесят рублей – и покедова. Мамед, Шмамед, Бамед, мне один леший, лишь бы платил исправно.

– А где можно найти Ибрагима?

– Вон шашлычная у входа…

Я пошла на запах жарящегося мяса. В маленьком трактирчике царил абсолютно восточный дух. Среди посетителей ни одной женщины, только черноволосые мужчины со смуглой кожей сидели за шаткими столиками. Слышался стук игральных костей, несколько человек коротали время за нардами, а откуда-то из-под потолка доносилась арабская музыка. «Я хабиби, – пел высокий то ли женский, то ли мужской голос, – я хабиби».