Песня моряка

— Ночь тысячеока. — Вероятно, Левертов нажал какую-то кнопку, потому что сзади, за водительским местом, вспыхнули три монитора — два передавали изображение из зала и один — с улицы. Одна статичная камера, вероятно, находилась на уровне потолка, другая, подвижная, видимо, была вмонтирована в компьютер Кларка. Внешняя камера, дававшая широкий общий план, должна была быть закреплена очень высоко — Айк даже не мог припомнить, чтобы в городе было такое высокое здание.

— Это с вершины паруса, — ответил Николай на безмолвный вопрос Айка.

— Классно, да? Впрочем, ты никогда не умел ценить все эти современные прибамбасы. Может, ты и прав. Это просто игрушки. — Он отключил мониторы.

— Ну так что, побеседуем? Без всяких экивоков. Правду-матку. Честное слово, я не понимаю, чем я тебя обидел, Исаак. Я понял, что ты считаешь меня подлым предателем, но такова природа человека и против тебя лично я ничего не имею.

В этот момент Айк окончательно утвердился в своих подозрениях относительно причины гибели Марли и понял, что Левертов о них знает. Так к чему же разводить всю эту светскую учтивость? Или Левертов пытался его спровоцировать, или он просто злорадствовал, чувствуя свою безнаказанность. Айку очень хотелось сказать правду и поведать этой грязной морде о том, что они обнаружили у Пиритового мыса — уж там-то точно не было камеры — но он быстро взял себя в руки. Преждевременная откровенность не могла привести ни к чему хорошему. К тому же она нарушила бы протокол происходящего. Это была уже не игра. Левертов вовлек их в некий психологический танец, где должны были быть соблюдены все па.

— Ну что ты, Ник! Конечно, ничего личного. Просто, как ты правильно заметил, я считаю тебя подлым предателем. И я сказал об этом на собрании, потому что еще разбираюсь в том, когда начинает пахнуть жареным. А именно для этого ты и собираешься использовать этот город, Ник: зажарить его и отгружать бочками.

— Однако остальные представляют себе это несколько иначе, Айк.

— Панки всегда подслеповаты, Ник. А здешние обитатели — чистые панки. Однако, если тебе от этого будет легче, ты больше не услышишь от меня обличительных речей. Меня больше не ебет, на что решится этот припанкованный сброд.

Левертов откинул назад свои длинные волосы и заржал от удовольствия.

— Айк, я люблю тебя. Ты — настоящее сокровище. Такие, как ты — на вес золота в Бюро стандартов. Куда тебя несет? Почему бы нам не поехать на яхту? Развлечься.

— Извини, Ник. Если хочешь меня подбросить, довези меня до стоянки — мне надо забрать свой фургон, пока Херб Том на собрании. Ему тоже не терпится обсудить со мной кое-что. Так что если не возражаешь, я немного вздремну. А то я устал. А потом можешь пилить куда угодно.

Остаток пути они проделали молча, наблюдая за тремя мониторами, на которые транслировалось происходящее в клубе. Вейн Альтенхоффен, поднявшись на кафедру, прочел свою едкую передовицу, однако его никто не слушал. Люди, разбившись на группки, обсуждали свои проблемы и заключали договора. Когда они достигли причала, Айк указал туда, где стоял его фургон, и Ник что-то произнес в микрофон. Огромный лимузин беззвучно въехал на стоянку Херба Тома. Когда они добрались до места, где Айк несколько недель тому назад оставил свой фургон, выяснилось, что его там нет. На его месте стоял джип. Судя по всему, Грир, воскресший под воздействием сестер Босвелл и окрыленный возвращением своего ямайского акцента, обогнал его. Айк ухмыльнулся и молча вылез из лимузина: даже если джип не заведется, уж лучше он пешком дойдет до дома.

Но перед тем как захлопнуть сияющую дверцу лимузина, он заглянул внутрь:

— Так что можешь больше не тревожиться на мой счет, Николай — я решил все предоставить на волю Деуса, — и он захлопнул дверцу, прежде чем его собеседник успел ответить.

Двигатель у джипа еще не остыл и быстро завелся. Айк дождался, пока лимузин скроется из вида, после чего развернулся и тронулся к городу. У него кружилась голова, и он чувствовал себя абсолютно свободным. Айк был даже рад тому, что ехал в этой открытой старой трещотке. Ему было хорошо. Прибрежный ветер благоухал ароматами горящего мусора, словно этот запах специально для него был перенесен от свалки на другой конец города. От него щипало в носу, и все же это было лучше, чем ионизированная атмосфера внутри лимузина.

Айк свернул, не доезжая до Главной улицы, и выехал на свою дорогу прямо у водонапорной башни. У подножия металлической башни виднелись три мощных экскаватора и гусеничный трактор. Машины стояли в скорбной неподвижности, как пилигримы, пришедшие на поклонение. Столь же темными и скорбными выглядели и строения Лупа. Когда Айк повернул к дому и фары осветили пустошь, он вдруг понял, почему прибрежный ветер был насыщен ароматами свалки. Дымящиеся горы мусора были убраны. Вокруг было чисто! Остались лишь какие-то обрывки и остатки. Так вот откуда доносилась эта вонь — всю свалку перевезли для строительства посадочной полосы! Негодяи! Но Айк тут же взял себя в руки — ну и что из того? Это их земля и их посадочная полоса, и они могут распоряжаться ею как хотят. А это — мой трейлер, мой наследственный замок, за который все уплачено. Я его сюда поставил, только я его отсюда и увезу, и пропади они пропадом.