Алкоголик

«Вот так, — злорадствовал Шкабров. — Теперь они не благодушествуют. Матерятся, наверное, так, что в машине стекла дрожат. Это хорошо, это им полезно… Теперь они будут держать ушки на макушке и не отстанут от меня ни на шаг. Что и требуется доказать.

О чем я думал все это время? Что творил? Если бы так действовал кто-то другой, я бы решил, что парень либо сошел с ума, либо ищет смерти. Да что там! Я бы решил, что этот придурок пропил последние мозги, и, между прочим, был бы абсолютно прав. Хромой — дурак, что со мной связался. Я же мог завалить ему все дело. Да я его уже почти завалил, и единственное объяснение тому, что старая сволочь продолжает за меня цепляться, это его патологическая скупость. Он наверняка рассчитывает пришить меня сразу же после того, как я завершу свою часть работы. Посмотрим. То, что я собираюсь сделать, конечно, не очень разумно, но мне это просто необходимо. Не для личной безопасности необходимо и не для того, чтобы получить свободу действий. Ничего подобного! Просто я как-то ухитрился скатиться из фигур в пешки, и теперь мне просто необходимо вернуть прежний статус хотя бы в собственных глазах. Иначе сожрут и не поперхнутся, как только я начну действовать…»

Красный «ниссан» закончил наконец разворот. Ревя двигателем и опасно петляя в транспортном потоке, он догнал машину Абзаца, угрожающе выдвинулся вперед сначала слева, потом справа, все время моргая фарами и отрывисто сигналя, легонько толкнулся передним бампером в задний бампер «ягуара» и наконец, утихомирившись, занял прежнее место в хвосте.

— Фу ты! — воскликнул Абзац. — Коз-з-злы!

«Интересно, — подумал он, — как они держат связь с Хромым? Вряд ли они докладывают ему о каждом моем шаге. С чего им беспокоиться? Я — вот он, весь как на ладони. Пока я не потерялся, они могут не нервничать. Впрочем, какая мне разница? Как бы я ни хитрил, заметая следы, Хромой все равно поймет, „кто виноват и в чем секрет, что счастья нет и горя нет…“. Да мне, собственно, как раз и надо, чтобы он все как следует понял и прочувствовал…»

Он свернул с проспекта в боковую улицу, потом снова свернул и остановил машину. Место здесь было глухое. Конечно, для его целей больше подошел бы темный лес или какая-нибудь заброшенная стройка, но выбирать не приходилось.

Он положил ладонь на дверную ручку, но на несколько секунд задержался, чтобы все обдумать. Потом его разбитые губы тронула тень улыбки. Ну конечно! Первое пришедшее в голову решение не всегда самое лучшее. В джипе сидят двое отморозков, но это не повод для того, чтобы лишний раз марать руки. Убивать людей для самоутверждения — это пошло и глупо. Кроме того, это разозлит Хромого. Его необходимо разозлить, но не до такой степени. Обозлившись по-настоящему, он может полезть на рожон и начнет отдавать своим ублюдкам «горячие» приказы.

«Хромой — дерьмо, — подытожил Абзац. — Но он платит мне за то, чтобы я аккуратно убрал с его дороги другую кучу дерьма — Кондрашова. Он заказчик, а я обязан выполнить заказ. Более того, я не вижу причин, по которым мне стоило бы отказаться от этой работы. Это моя профессия, мой хлеб, а я не привык есть свой хлеб даром. Да мне никто и не даст есть его даром, этот мой хлеб… Просто Хромого нужно поставить на место, чтобы не забывал, на каком свете живет, и не корчил из себя дерьмового императора. Он попытался поставить на место меня, а я попытаюсь поставить на место его. Вот и все. Притворимся, что тут ничего личного, и будем действовать культурно…»

Он выбрался из машины и некоторое время стоял в полусогнутом положении, придерживаясь ладонью за теплое пыльное крыло. Избитое тело затекло, пока он сидел за рулем, и разогнуться оказалось затруднительно. Наконец боль отступила, и он неторопливо разогнулся, не обращая внимания на красный джип, который с потушенными фарами стоял в десятке метров от него.

Разодранный черный пиджак свисал с него живописными лохмотьями. Абзац переложил бумажник в задний карман брюк, снял пиджак и хотел было швырнуть его на дорогу, но в последний момент передумал. Держа превратившуюся в черную тряпку деталь своего гардероба в опущенной руке, он не торопясь двинулся в ближайшую подворотню.

Теперь все зависело от того, последует ли кто-нибудь за ним, и если да, то в каком количестве. Шкабров чувствовал, что в случае острой нужды сумел бы справиться и с двумя противниками, но один все-таки предпочтительнее.

На ходу он попробовал сжать правую руку в кулак. Распухшие, как немецкие сардельки, пальцы отказывались сжиматься до конца. Они не были сломаны — пока. Но если как следует двинуть таким, с позволения сказать, кулаком кому-нибудь в челюсть, парочка переломов обеспечена.