Черт из табакерки

Из-за железной двери раздался детский голос:

– Кто?

– Открой, Дашенька, меня прислала мама.

– Подождите, – сказала девочка.

Несколько минут за дверью стояла тишина, потом загремели замки, и в проеме возник высокий стройный мужчина в красивом спортивном костюме.

– Вам кого?

– Славу Рыбакова!

– Слушаю, – без тени улыбки ответил хозяин.

– Меня прислала Альбина Соловьева.

– Не знаю такую.

– Да будет вам, у нее случилось несчастье, и требуется ваша помощь.

– Проходите, – велел мужчина и посторонился.

Я вдвинулась в довольно большую, хорошо обставленную комнату. Мебель была намного лучше, чем у нас с Тамарой, но не шла ни в какое сравнение с кожаными диванами и буфетами из цельного дерева, украшавшими дом Соловьевых.

– Садитесь, – велел Рыбаков.

Я устроилась в кресле, и тут в гостиную вошла Даша. Даже зная, что девочки единоутробные сестры, трудно было найти сходство между ней и Викой. Моя ученица пошла внешностью в бабушку, мать Никиты. В ней ясно проступала иудейская кровь – копна роскошных кудрявых темных волос, чуть выпуклые карие глаза, выразительные и печальные, легкая смугловатость кожи. Да и фигура свидетельствовала о том же – не слишком длинные ноги, низкая, отнюдь не тонкая талия.

Даша Рыбакова выглядела совершенно иначе. Просто Аленушка с картины художника Васнецова. Светло-русые пряди собраны в хвост, не слишком большие голубые глаза, легкий румянец на снежно-белом лице и невероятная хрупкость фигуры. Казалось, что девочка вот-вот переломится пополам, просто тростиночка.

– Здравствуйте, – весело сказала она и уселась на диван.

– Даша, – велел отец, – нам нужно поговорить наедине.

– Хорошо, – тут же согласился ребенок.

И без всяких обид и гримас выскользнула в коридор. Очевидно, характер у Даши был такой же светлый, как ее волосы. Вика ни за что не упустила бы возможности устроить скандал.

– Излагайте, – велел мужчина, по-прежнему, без всякой улыбки.

Я попыталась как можно более подробно описать ситуацию. Слава ни разу меня не прервал, ни один вопрос, ни одно восклицание не сорвалось с его красиво очерченных губ. Лицо любовника Альбины напоминало маску, настолько оно было безучастным.

Наконец я иссякла. Рыбаков помолчал и спросил:

– А от меня что надо?

– Сдайте передачу, сейчас объясню, какие…

– Деньги Никиты теперь Альбине не достанутся, – неожиданно сказал Слава. – Убийца не может наследовать имущество своей жертвы.

– При чем тут это?

– А кто станет распоряжаться средствами?

– Антон, наверное, Вика-то несовершеннолетняя. Кстати, теперь, когда отпала необходимость соблюдать тайну, вы можете зарегистрировать брак с Альбиной и познакомить девочек.

Слава, не мигая, глядел на меня. Его мужественное лицо внезапно показалось мне противным. С таким самодовольным видом фотомодели мужского пола демонстрируют нижнее белье и рекламируют зубную пасту. Этакая смесь самолюбования и легкого презрения к остальным людям, не наделенным правильными чертами лица. Но мне никогда не нравились красавцы. Всегда казалось, что мужчина должен гордиться не идеальной формой носа или рта, а эрудированностью, интеллигентностью и широтой души.

– Нас с Альбиной ничего не связывает, – отмерил Слава.

– Как это? – оторопела я. – А Даша?

Рыбаков глубоко вздохнул, под тонкой майкой напряглись безупречные мускулы. Небось целыми днями качается в тренажерном зале. Хотя, не надо злиться, он же тренер и обязан поддерживать форму.

– Не скрою, – спокойно пояснил Слава, – у нас одно время была связь, плодом которой явилась Дашенька. Но Альбина не ушла от мужа, более того, она оставила девочку нам с матерью.

– Но…

– Следует отметить, – совершенно бесстрастно продолжал Рыбаков, – Альбина – великолепная мать, она часто навещает Дашу и, являясь более чем обеспеченной женщиной, дает определенную сумму на воспитание девочки. К сожалению, моя зарплата невелика.

– Но… – попыталась я еще раз сбить плавную речь Славы. – Но…

– Но, – не сдался мужчина, – никаких взаимоотношений между нами нет.

– Как это!

– Очень просто. Любовь закончилась очень давно, но ради дочери мы старательно, как могли, изображали любящую пару. Хотя, честно говоря, подобное положение вещей начало меня угнетать и я давно хотел поговорить с дочерью. Ну сказать, будто мы развелись. Самое обычное дело. Вряд ли она станет страдать, ведь фактически ее воспитывала бабушка, моя мать.