Скелет из пробирки

Теперь понимаете, почему Ивану было легче с Лиззи? И еще, Фридрих воспитывал и учил девочек одинаково, но Бригитта получилась исполнительной медсестрой с хорошими руками, а Лиззи оказалась ученым с фонтаном идей в белокурой головке. Девочки не ладили между собой, просто делали вид, что любят друг друга. Но на самом деле Бригитта считала двоюродную сестру выскочкой, а Лиззи морщилась, видя, как дочь Фридриха избивает «кролика». «Если „организм“ был отработан, его следовало спокойно уничтожить, не мучая, просто убить, как отжившую лабораторную крысу, – думала Лиззи. – Бригитта слишком невыдержанна, что большой минус для арийки». А еще ради науки Лиззи, как Фридрих и Иван, могла отдать душу черту.

Не надо думать, что все великие открытия в медицине делались чистыми руками, людьми с благородной душой. В душе Лиззи иногда поднимала голову жалость, но, делая очередной жертве инъекцию яда, девушка говорила себе: «Что значит физическая кончина этого индивидуума? Его смерть служит науке и в конечном итоге спасет все человечество!» Бригитта же подобные размышлизмы не приходили в красивую головку, ей просто нравилось избивать людей. Даже отец иногда делал замечания дочери, но та не желала слушаться.

Семнадцатого апреля, вечером, в комнату к Ивану вошел Гюнтер Рур.

– Не помешал? – спросил он.

Иван отложил книгу. Гюнтер был ему очень симпатичен: целеустремленный, умный, эрудированный, готовый дни и ночи проводить в лаборатории.

– Садись, пожалуйста, – улыбнулся Селезнев, – небось все сигареты искурил? Гюнтер кивнул:

– Точно, знаю, что у тебя всегда есть заначка! Но у меня другой разговор.

– Давай!

– Мы с Лиззи решили пожениться! Иван испытал легкий укол ревности, но потом воскликнул:

– Здорово, когда?

Гюнтер не ответил, а задал собственный вопрос:

– Слышишь канонаду? Иван кивнул.

– Русские не сегодня-завтра будут здесь, – добавил Гюнтер.

– Доблестные войска фюрера разгромят Советы, – ответил привычной пропагандистской формулой Иван. Гюнтер мрачно глянул на собеседника.

– Сам так говорю и в письмах к матери пишу эту фразу. Но, скажи, ты веришь в благополучный исход дела? Иван молчал.

– Понимаешь, что сделают с нами? – настаивал Гюнтер. – Убьют! Да плевать на физическую смерть! Пропадут результаты исследований.

– Полковник велел сложить архив медицинских бумаг, – пожал плечами Иван, – наверное, завтра эвакуируемся в Берлин.

– И дальше? – гнул свое Гюнтер. – Через месяц-другой над рейхсканцелярией будут развеваться красные флаги. Мы обязаны спасти лабораторию. Накоплен уникальный материал, если он пропадет, наука будет отброшена на много лет назад, мы стоим на пороге великого открытия.

– Что ты предлагаешь? – тихо поинтересовался Иван. – У нас, похоже, нет выхода!

– Выход есть всегда, – серьезно произнес Гюнтер. – Слушай внимательно. Мы с Лиззи могли бы бежать вдвоем. Но ты нужен нам, исследования без тебя не закончить. Впрочем, без нас тебе тоже не справиться. Мы в одной упряжке.

Иван уставился на Гюнтера. Чем дольше немец говорил, тем сильней удивлялся Селезнев. Лиззи и Гюнтер продумали все до мельчайших деталей.

К утру восемнадцатого числа все было сделано. На руке Лиззи появился номер, сделанный татуировочной машинкой. Девушке для пущей убедительности под наркозом сделали разрез на ноге. Номер появился на руке еще одного ученого, Дмитрия Горкина. Как и Лиззи, Дмитрий был сыном эмигрантки, хорошо владел русским языком и мечтал спасти человечество от рака. Четырех человек вполне хватало для создания лаборатории и продолжения исследований.

Бригитта и Фридрих Виттенхоф были убиты смертельной инъекцией, и Иван лично сжег их тела в крематории. Полковника, как ни жаль, пришлось убрать, выдать его за заключенного не представлялось возможным. Фридрих отпраздновал пятидесятипятилетие, а в Горнгольц привозили только тех, кому не исполнилось тридцати. И потом, для научных исследований он был не нужен, Гюнтер и Иван спокойно могли работать сами. Не сумел бы Фридрих прикинуться и русским. Бригитта же пугала своей жестокостью, еще не удержится, пойдет вразнос!

Никто из сотрудников Горнгольца не удивился, когда Гюнтер на утренней планерке заявил:

– Господин полковник уехал на сутки, повез документацию, всем велел работать.

Отправляясь на пару дней в Берлин, Виттенхоф всегда оставлял вместо себя Гюнтера. День потек обычной чередой. Папки с результатами исследований были спрятаны в надежном месте. Хитрые Гюнтер и Лиззи отобрали только те документы, которые относились к созданию лекарства от рака. Работы по заживлению ран их совершенно не интересовали. Бумаги были уложены в железный ящик и зарыты в саду.