Известная манекенщица Джулия Макколган на одном из выступлений внезапно...
Раздался стук в дверь, и англичанка-нэнни ввела двух премилых близнецов, очень похожих на Георгия Александровича – таких же румяных, щекастеньких, с живыми карими глазками.
– Спокойной ночи, маменька, – пролепетали они и с разбегу бросились Изабелле Фелициановне на шею.
Мне показалось, что она их обнимает и целует горячее, чем того требовал этот обыкновенный ритуал.
Когда мальчиков увели, Снежневская снова заперла дверь и сказала мне:
– Афанасий, у вас глаза на мокром месте. Немедленно перестаньте, иначе я разревусь. Это со мной бывает редко, но уж если начну, то остановлюсь не скоро.
– Простите, – пробормотал я, нашаривая в кармане платок, но пальцы плохо слушались.
Тогда она подошла, вынула из-за манжета кружевной платочек и промокнула мне ресницы – очень осторожно, как если бы боялась повредить грим.
Вдруг в дверь постучали – настойчиво, громко.
– Изабо! Открой, это я!
– Полли! – всплеснула руками Снежневская. – Вы не должны встретиться, это поставит мальчика в неловкое положение. Быстро сюда!
– Сейчас! – крикнула она. – Только надену туфли!
Сама же тем временем отворила створку большого зеркального шкафа и, подталкивая острым кулачком, затолкала меня внутрь.
В темном и довольно просторном дубовом гардеробе пахло лавандой и кельнской водой. Я осторожно развернулся, устраиваясь поудобнее, и постарался не думать, какой случится конфуз, если мое присутствие обнаружится. Впрочем, в следующую минуту я услышал такое, что о конфузе и думать забыл.
– Обожаю! – раздался голос Павла Георгиевича. – Как же ты прекрасна, Изабо! Я думал о тебе каждый день!
– Перестань! Полли, ты просто сумасшедший! Я же тебе сказала, это была ошибка, которая никогда больше не повторится. И ты дал мне слово.
О господи! Я схватился за сердце, и от этого движения зашуршали платья.
– Ты клялся, что мы будем как брат и сестра! – повысила голос Изабелла Фелициановна, очевидно, чтобы заглушить неуместные звуки из шкафа. – К тому же телефонировал твой отец. Он с минуты на минуту должен быть здесь.
– Как бы не так! – торжествующе воскликнул Павел Георгиевич. – Он отправился в оперу с англичанами. Нам никто не помешает. Изабо, зачем он тебе? Он женат, а я свободен. Он старше тебя на двадцать лет!
– А я старше тебя на семь лет. Это для женщины много больше, чем двадцать лет для мужчины, – ответила Снежневская.
Судя по шелесту шелка, Павел Георгиевич пытался ее обнять, а она уклонялась от объятий.
– Ты – как Дюймовочка, – пылко говорил он, – ты всегда будешь моей крохотной девочкой…
Она коротко рассмеялась:
– Ну да, маленькая собачка – до старости щенок.
И вновь постучали в дверь – еще настойчивей, чем в прошлый раз.
– Барыня, Георгий Александрович пожаловали! – раздался испуганный голос горничной.
– Как так? – переполошился Павел Георгиевич. – А опера? Ну всё, теперь он точно загонит меня во Владивосток! Господи, что делать?
– В шкаф, – решительно объявила Изабелла Фелициановна. – Живо! Да не в левую створку, в правую!
Совсем рядом скрипнула дверца, и я услышал в каких-нибудь трех шагах, за многослойной завесой платьев, прерывистое дыхание. Слава богу, мой мозг не поспевал за событиями, не то со мной, наверное, приключился бы самый настоящий обморок.
– Ну наконец-то! – услышал я радостный возглас Снежневской. – Я уж не чаяла! Зачем обещать, а после заставлять ждать?
Раздался звук продолжительного поцелуя, за платьями скрежетнул зубами Павел Георгиевич.
– Должен был отправиться в оперу, но сбежал… Этот негодяй Полли… В шейку, дай в шейку… И вот сюда, сюда – непременно…
– Не сразу, не сразу… Выпьем шампанского, в гостиной уж приготовлено…
– К черту шампанское! Я весь горю. Беллочка, без тебя я здесь был, как в аду. О, если б ты только знала!.. Но после, после… Расстегни этот проклятый воротник!
– Нет, это невыносимо! – донесся из шкафа прерывающийся шепот.
– Сумасшедший… Вся семья сумасшедшие… Ты начал что-то говорить о Полли?
– Мальчишка совсем отбился от рук! Решено, я отправляю его на Тихий океан. Ты знаешь, по-моему, он к тебе неравнодушен. Сопляк. Я знаю, что могу полностью на тебя положиться, однако учти, что в плавании он подхватил дурную болезнь…
Гардероб качнулся, хлопнула дверца.
– Он лжет! – истошно закричал Павел Георгиевич. – Я вылечился! Ах, подлец!
– Что-о-о?! – страшным голосом взревел Георгий Александрович. – Как ты… Да как ты… посмел?!