Ведьмы из Эсткарпа

Они попали в какой-то коридор, такой узкий, что света в нем не было вовсе и они еле ползли вперед, держась руками о стенки. Саймон, что полз первым, искал путь на ощупь.

— Тупик! — вырвалось у него, когда протянутые вперед руки коснулись каменной стены. Впрочем, он поторопился: справа забрезжил слабый свет и стало понятным, что коридор под прямым углом поворачивает направо.

Здесь можно было уже различить камни, и они ускорили шаг. В конце коридора их ожидало разочарование. Свет не стал ярче, и хотя они вышли куда-то, их ожидали сумерки, а не солнце.

Источник этого света сразу привлек внимание Саймона, заставив позабыть о собственных ранах и болячках. Вдоль стены по прямой тянулся ряд круглых окошек, похожих на иллюминаторы корабля. Трудно было понять, почему они не заметили их с берега, ведь теперь они снова были над тем местом, куда их выбросили волны. В лучах света в окнах клубились пылинки.

Впрочем, света хватало, чтобы разглядеть единственного обитателя этой каменной палаты. Он устроился в каменном кресле, вырубленном из того же камня, что и его подножие, уложив руки на широкие подлокотники. Голова его, словно в глубоком сне, упала на грудь.

И только когда дыхание Дживина рядом вдруг стало похожим на сдержанный всхлип, Саймон наконец догадался, что они стоят в усыпальнице. Пыльная тишина заколоченного гвоздями гроба охватила их.

Потрясенный и растерявшийся от слабости, Саймон подошел к двум плитам, на которых стояло кресло, и нахально уставился на сидевшего. Пыль густым слоем покрывала и усопшего и его трон. И все же Трегарту стало ясно, что к расе Эсткарпа или Горма усопший вождь, священник, король или кто угодно не принадлежал.

Пергаментная темная кожа была гладкой на вид, словно искусный бальзамировщик разгладил ее. Склоненное лицо выдавало великую мощь и мужество, самой заметной чертой в лице был выступающий крючковатый нос. Небольшой острый подбородок, закрытые, глубокопосаженные глаза. Казалось, этот гуманоид происходил от птиц.

Покрытая толстым слоем пыли одежда тоже была сделана из похожего на перья материала, что еще усиливало иллюзию. Стройную талию перетягивал пояс, а на подлокотниках лежал топор, столь невероятной длины и размера, что Саймон даже засомневался, под силу ли было усопшему справиться с ним.

Волосы на его голове росли вверх, и усеянное драгоценными камнями кольцо стягивало их в какое-то подобие плюмажа. На когтистых пальцах, покоившихся на рукояти топора, и на ней самой поблескивали кольца. И это кресло, и его обитатель, и топор были настолько чужды человеку, что Саймон побоялся ступить на подножие трона.

— Волт! — почти взвизгнул Дживин. Последующих слов его Саймон не понял — тот забубнил что-то под нос, должно быть, молитву.

— Подумать только, и эта легенда истинна! — Корис подошел и стал рядом с Трегартом. Глаза его блестели, как в ту ночь, когда они с боем уходили из Сулкарфорта.

— Волт? Истина? Кто это? — отозвался Саймон, и выходец с Горма нетерпеливо ответил.

— Волт с Топором, Волт-Громовержец, Волт — пугало для непослушных детишек! Эсткарп стар, мы знаем о днях, когда люди еще не записывали своих деяний, даже не складывали о них легенд. Но Волт старше Эсткарпа! Волт из тех, что были людьми до людей, когда человек еще не был человеком. Они исчезли, когда люди еще учились отбиваться от диких зверей камнями и палками. Только Волт оставался жить и познакомился с первыми людьми, а они с ним… И с его топором! В своем великом одиночестве Волт пожалел человека, и расчистил ему топором путь к власти и знаниям, а потом, как и все, он покинул здешний мир.

— В одних местах Волта вспоминают с благодарностью, но и с опаской, потому что люди не знают, кто он. В других — его ненавидят великой ненавистью, потому что по мудрости своей Волт противился их безрассудству. Так и вспоминаем мы Волта — проклятиями и молитвами, он для нас — и бог и демон. А теперь мы вчетвером видим его, значит, он жил и хоть в этом был схож с нами. Хотя по природе своей ему было под силу больше, чем людям.

— Хей, Волт, — Корис приветственно поднял длинную руку. — Я, Корис, капитан Эсткарпа и его гвардии приветствую тебя. Знай, мир не слишком-то изменился с того дня, как ты оставил его. Мы все ссоримся и воюем, покой и мир недолго гостят у нас, а теперь вот ночь может выйти из Колдера. Море лишило меня оружия, поэтому я прошу твоей помощи, и если по воле твоей суждено нам выступить против Колдера, да взлетит твой топор над головами врагов.